— Алло! майор Осаки, алло! Здесь говорит О'Генри.
После короткой заминки до него дошел голос Осаки:
— Я рад вас видеть, О'Генри, но вы нарушили нейтралитет и, если немедленно не улетите, я прикажу открыть по вам огонь.
В ответ О'Генри весело рассмеялся:
— До скорого свидания, Осаки!
— До скорого, О'Генри!
Через минуту несся доклад о этой встрече и с амфибии и с судна. С аппаратом начало происходить что-то странное. Шум моторов стал прерывчатым и амфибия начала накреняться все больше и больше. Внизу на большой высоте показалась каемка пены у коралловых стен, опоясывавших остров. На нее, вдруг потеряв равновесие, начала стремглав падать амфибия.
Осаки в бинокль с беспокойством следил за трагедией, начавшейся разыгрываться около острова. Ему вспомнилась набережная, облитая солнцем, Нелли, идущая по ней, держа за руку маленькую Риту, а рядом с ней он и О'Генри.
От пансиона, где жил Осаки, было два шага до моря. Оно виднелось из окна его комнаты и достаточно было перейти уютный сад пансиона, чтобы выйти к нему. Купальня была значительно дальше, за вокзалом, за пристанью. За табльдотом в пансионе было мало народу. В нем Осаки, благодаря своему соседу, торговцу из Генуи, познакомился с Нелли. Торговец свою жизнь поделил на три равных части: между Генуей, Сан-Ремо и Монте-Карло. Его бесчисленные записные книжки, испещренные цифрами, подтверждали, что действительно он нашел систему постоянно выигрывать в рулетку. Он начинал свою работу в десять утра. Около часу приходил в казино, чтобы вернуться в два-три часа ночи, принеся с собой выигранных двести или триста лир. Его система была несложна. С жетонами, зажатыми в руке, он часами присматривался к тем, кому улыбалось в тот день счастье. К их ставкам он прибавлял свои два-три жетона. А потом снова ждал, не спуская испытующего взгляда с зеленого, манящего к себе поля. Когда Нелли в сопровождении его и Осаки попала в это капище богини азарта, было рано и залы еще не наполнились. И ей и Осаки бросилась в глаза высокая седая дама, гулявшая между столами с зажатым в руках столбиком жетонов. Ни разу ни одного жетона она не бросила на стол. Но когда другие выигрывали или проигрывали — она нервничала, глаза начинали у нее блестеть. Как объяснили им, это переживание — единственная ее радость в жизни. Ее семья трагически погибла, имущество пропало. У нее оставалось лишь столько денег, чтоб жить здесь впроголодь и, утром разменяв деньги на жетоны, в той же кассе казино, радостная, обменивала их ночью вновь на деньги.
Почти все дни, кроме тех, когда появлялся Билль, они проводили на морском песке, или уча Риту плавать и играя с нею, или уплывая вдвоем до буйка, торчавшего в открытом море за оконечностью мола. О’Генри встретил приятеля по колледжу, Билля, однажды в городском парке на музыке. Билль познакомил его с ними, в дальнейшем они всюду бывали уже втроем. Над загадочными появлениями и исчезновениями Билля они не задумывались. Его объяснение, что жена проходит курс лечения на Лаго Маджиоре в санатории Стеверса, они нашли естественным. Обоих все больше интересовала Нелли и только Нелли. Никто из них не подозревал, что жизнерадостная и беззаботная Нелли в те дни, когда появлялся Билль, ночь напролет писала на машинке, переписывая и приводя в порядок привозимый им материал. Рита настолько привыкла к О’Генри и Осаки, что нередко барабанила ручками в дверь Осаки, если хотела получить что либо, в чем ей отказывала Нелли. Не найдя Осаки, она сумела добраться до отеля, где жил О’Генри и, сказав, что Нелли после придет на музыку, пошла с ним ее слушать. Когда Рита засыпала, шли на мол и там в ресторане, состоявшем из трех столиков и прилавка, в ночной тишине за стаканом кианти наблюдали за огоньками в горах, мелькавшими над городом. О’Генри и Осаки были интересные собеседники. Они неоднократно объездили весь мир, много видели, много пережили и умели картинно рассказывать об этом. Изредка долетала до них музыка из городского парка. Иногда же доносилась песня, в которую невидимые певцы вкладывали всю свою душу. Расстаться пришлось раньше, чем предполагали. Однажды, придя за Нелли, чтобы идти на пляж, вместо пляжа они проводили ее на вокзал. Куда-то вдоль моря унес ее вместе с Ритой поезд. А им вчера еще солнечное и радужное Сан-Ремо показалось неинтересным, скучным. Вечер провели вместе, но начали ощущать, что не только друг другу совершенно чужды, но даже враждебны. Между ними встала Нелли. О ней же сейчас они знали меньше, чем в тот момент, когда они впервые встретились. Они не знали, куда и зачем так неожиданно унес ее поезд.
Из амфибии выпала фигура, пытавшаяся раскрыть парашют Заметив это, Осаки одним прыжком вскочил в глиссер, привязанный сбоку судна и, не обращая внимания на удивленные лица команды, включил мотор. Глиссер рванулся и как стрела, чуть касаясь поверхности, ринулся с безумной быстротой к коралловому барьеру, на который ветер относил человека, падавшего на парашюте. У боцмана, с трудом пришедшего в себя от удивления, вызванного поступком Осаки, вырвалось только одно слово: «сумасшедший». Исчезнувшая уже в морских волнах амфибия нисколько не интересовала Осаки. У него в голове мелькали отрывки мыслей и жгли его два имени: О'Генри и Нелли. Как гипнотизированный, он смотрел на каемку пены у первого кораллового пояса. Ветер крепчал. «Вероятно, тайфун», — мелькнуло у него в голове. Рифы были совсем близко, в одном месте ему показалось, что их зубья почти покрыты водой. Увеличив скорость, Осаки закрыл глаза. Когда он их открыл, человек с парашютом касался ногами воды недалеко от него. Осаки, выключив мотор, направил глиссер к нему. С острова тоже спешила лодка.
VIII
Группа загорелых молодых людей лежала на маленьком пляже.
— Сегодня шестой месяц нашего пребывания здесь, — говорил один из них.
— Но время так быстро прошло, как будто мы лишь вчера попали сюда, — вставила миловидная Мэри. — Все происходит, как в сказке. Помните, как у нас мороз пробежал по коже, когда мы сюда попали. У представителей правительства, посланных с нами, в момент отъезда вдруг срочно поумирали тещи и тетки. Они обещали нас вскоре навестить, а появились лишь на днях, теперь их отсюда не выгонишь.
— Да, Мэри, — перебил ее один из молодых людей, — а помнишь, когда Борис и Чан-ли начали этим маленьким чудесным аппаратом жечь скалы, как скалы начали трескаться и глыбами скатываться в лагуну?
— А осушка северного сектора лагуны? Помните, господа, как Нелли проспорила свою месячную порцию шоколада и как ее потом дразнили, что ее диплом инженера более чем сомнителен?
— А где она? — раздались голоса.
— С Александром и Хильдой сажает цветы и деревья в этом секторе?
Маленький хелиокоптер, повиснув над островом, долго выбирал место, где бы он мог сесть. Найти клочок материка, подходящий для посадки, на первый взгляд казалось совершенно невозможным. Хелиокоптер сел на узенькую полосу прибрежного песка, отделявшую лагуну от моря. Затем, видя, что через лагуну к центру острова невозможно пробраться, он легко поднялся, повис над скалами, бывшими в центре, и сел у их подножья. В десятке метров от скал снова была лагуна, переплетенная лианами, местами покрытая тростником и болотными, болезненно красивыми цветами. Лагуна от восхода и захода солнца оживала. Дивные бабочки и красивые птицы пробуждались, но вместе с ними пробуждалась и засыпавшая на день лихорадка. В два дня она превращала человека в живой труп, а на скалах или в узкой прибрежной полосе его доканчивали москиты или змеи. Если же человек в отчаянии бросался в море и чудом выплывал за рифы, он становился жертвою акул.