— Я думаю, что он поэт, Матильда.
— Поэтому? Может быть, Билль, они ведь странные, несуразные какие-то. Только такой никчемный человек и мог, потратив столько времени, не использовать симпатии к нему моей матери.
VII
Мехмед, войдя в мрачную улицу, нажал на ручку двери, над которой дискретно светилась красная лампочка. Зазвенел оглушительно звонок. Он звонил несколько минут, нарушая тишину улицы. В двери сначала открылось слуховое окошко, через которое посмотрел чей-то проницательный глаз, и дверь, наконец, распахнулась.
— Я хочу к м-сье Гроссу, — произнес Мехмед.
— Его нет, — мрачно ответил открывший.
— Тогда к Сюзанне!
И, отстранив швейцара, мимо залы, из которой несся звук фокстрота и веселые возгласы, мимо отдельных номеров он поднялся по лестнице на второй этаж. Минуя несколько дверей, он, не стучась, повернул ручку и вошел в роскошно, но безвкусно обставленный салон. На столике лежали в разнообразных переплетах многочисленные альбомы, часть с порнографическими карточками, часть с фотографиями, по которым мог выбирать женщин лишь высший класс гостей этого семейного дома. Ковры заглушили шум шагов Мехмеда и поэтому в соседней комнате, будуаре Сюзанны, куда дверь была лишь прикрыта, не услышали, как вошел Мехмед. Услышав лебезящий голос Гросса, обращенный к кому-то, кого он называл Жак, Мехмед насторожился. Недолго думая, он распахнул дверь и, одновременно произнеся: «Таким образом, Сюзанна, ты принимаешь старых друзей», вошел.
Сюзанны в будуаре не было. Там сидели двое. Настало неловкое молчание, которое нарушил Гросс и, с видом осужденного на смерть, он представил Мехмеда сидевшему. Тот в ответ лишь чуть кивнул головой, пронизывая Мехмеда насквозь своими небольшими выпуклыми глазками. Мехмед извинился за свое вторжение, заявив, что он заранее сговорился с Сюзанной о том, что придет в этом часу, и сделал вид, что хочет выйти. Гросс, видимо обрадовавшись возможности прекратить бывший для него неприятным разговор с глазу на глаз, начал Малеру объяснять проект Мехмеда — устроить в местах скопления войск в Азии ночные коробки. Дополняя этот план, разукрашивая его и оттеняя в нем могущие быть для Малера особенно интересные, по его мнению, места, он делал все, чтобы заинтересовать Малера. Недовольный и испуганный огонек в глазах Малера начал исчезать. Он заинтересовался проектом. Целым рядом мелких, перекрестных, профессиональных вопросов, облеченных в игривую форму, он прощупывал насквозь Мехмеда.
В зеркало Мехмед увидел фигуру Сюзанны, застывшую на пороге, устремив пораженный взгляд на Мехмеда. Из этого состояния ее вывел Малер, сказав:
— Шампанского!
С тем же пришибленным видом она исчезла. Малер же, обращаясь к Мехмеду, сказал:
— Я люблю эту отрасль промышленности, как мы называем ее с Гроссом. В предприятие Гросса я вложил немного денег и не раскаиваюсь. У Гросса хорошие профессиональные связи и он не откажется познакомить вас со своими приятелями, занимающимися тем же в ряде других городов. Когда вы увидите организацию здесь, через Гросса мы спишемся и я вам вперед говорю, хотя больших денег у меня нет, но то малое, что есть, будет достаточно правильно организовать и более крупное дело. А пока пусть Гросс вам покажет альбом, который я ему привез в подарок, он там, на столике.
Когда Мехмед возвращался на свое место, ему показалось, что Гросс засовывал в карман клочок бумажки. Появилось вино и Гросс, извинившись, ушел привести новоприбывший товар. Новый товар фотографировали в самых разнообразных позах и Мехмед заметил, что объектив несколько раз случайно захватил и его. Малер был душой общества и, лишь когда стало совсем светло, они расстались. Прекрасный лимузин подкатил к Малеру в тот момент, когда он вышел, и он, дружески махнув рукой, исчез в нем. Мехмед же вернулся на такси домой и сейчас же по телефону на тибетском наречии рассказал доктору все происшедшее. В восемь часов утра доктор уже был в автомобильном представительстве, желая купить автомобиль, точно описанный Мехмедом. Условием передачи заказа было посмотреть эту машину, будь это днем или ночью, и условно доктор дал огромный задаток. В 4 часа дня к нему прибежал представитель, который повел его в кафе, где они встретились с шофером Малера. Чек сделал шофера предупредительным и сговорчивым. Он согласился в пятницу вечером в Монте-Карло, где Малер сказал ему, что проведет несколько часов, показать доктору автомобиль во всех его подробностях.
В «Кафе де Пари» вечер был в разгаре. За большим столом, держа поднятый бокал, говорил Малер тост по случаю дня рождения дочери. Его жена была грустна, так как Андрея не было. Не было и Лизы, у которой она могла бы узнать причины его отсутствия.
Между казино и кафе шофер объяснил доктору достоинства автомобиля и, на его просьбу показать его в работе, подкрепленную банкнотом, он. убедившись, что за столом Малера веселье в разгаре, согласился проехать с доктором по Монако. Сидя в лимузине, доктор выключил в нем свет, говоря, что он ему режет глаза. Через десять минут шофер подъехал к кафе и доктор, поблагодарив его, запел. В третьем часу расстались. Стеверс в своем автомобиле вместе с Элен, а за ними Билль, жена и дочь Малера поехали в Ниццу в то время, как автомобиль Малера выехал на дорогу, ведущую в Канн. Радостное настроение Малера было встревожено запахом дыма, который он стал все сильнее чувствовать. Он приказал остановиться. Не успел автомобиль стать, как сзади послышались гудки и их догнал потрепанный «Ланчо», в котором сидел пьяный Мехмед. Тормоза автомобиля заскрипели и он стал рядом. Мехмед ругался в нем. Малер прервал бешеный поток ругательств, обращенные им на своего шофера, тщетно старавшегося установить, что горит. Обрадовавшийся Малер заговорил с Мехмедом и, узнав, что тот едет в Рим, попросил довести его до Канн. Он очень поблагодарил его за помощь. В это время Андрей, бывший в форменной одежде шофера, осмотрев с видом специалиста лимузин, полез под кузов. Вы-нырнув оттуда, он, обращаясь к Малеру, сказал, что тлеет кузов снизу, над осью, вероятно, от короткого замыкания электрических проводов.
— Выключите аккумулятор и этим, — сказал он, вытаскивая из-под сиденья маленький огнетушитель, — вы потушите пожар. Часа через два сможет довести шофер вашу машину до хорошего гаража.
Он сел за волан и его машина, закряхтев, сдвинулась с места.
— Что за духи, черт возьми, употребляете вы, мой дорогой Жак? — сказал, обращаясь к Малеру, Мехмед, — они мне удивительно нравятся, я уверен, что женщину — в особенности вашу европейку — они могут свести с ума.
— Но и вы не промах, — ответил Малер, — я уверен, что и у вас для них в запасе самые невозможные вещи.
— Вы правы.
Говоря это, Мехмед порылся у себя в саквояже и вынул оттуда изящную коробку с разноцветными всех форм конфектами, — это зовется «Поцелуй Востока». Попробуйте. А это, — сказал он, открывая пробку на прелестном граненом флакончике, — это «Радость жизни». — Малер, заинтересованный, положив в рот конфекту, наклонился над флаконом. — Дивно, — произнес он и завалился на спинку сиденья.
Несколько минут, не шевелясь, зорко, в упор смотрел на него Мехмед. Малер не шевелился, погрузившись в сон. В Каннах за ними последовал двухместный маленький спортивный автомобиль, в котором сидели Лиза и доктор. Когда огни Канн перестали виднеться, Андрей остановил машину. Мехмед пересел к Андрею. Рядом с Малером, взяв все его документы и бумажник, поместился доктор.
— Лиза, ты останешься с Стеверсом. Мы не сможем тебя ожидать, так как немедленно нам нужно будет уничтожить все следы. Если тебе не понравится, поселись, где хочешь, но не теряй связи. Знаешь с кем. Мы не сможем ждать ни Билля, ни Элен. Пусть они сделают вид, что помирились, можно проделать это проще, и пусть продолжают на твоем автомобиле свой путь вокруг света, но тоже не теряя связи.
Поцелуй их.
Несколько рукопожатий и Лиза осталась сама. «Ланчо» еще раз мелькнул на повороте; ей показалось, что кто-то из него машет ей рукой; из-за навернувшейся ей на глаза слезы она не смогла рассмотреть. Дорога на Вентимилию, по которой скрылись ставшие ей близкими люди, была пуста. Со стороны Канн приближался грузовой автомобиль. Лиза села за руль и, проехав еще вперед сотню метров, повернула автомобиль и, дав газ полным ходом, нигде не задерживаясь, покатила в Ниццу, желая как бы встречным ветром разогнать печальные мысли.