На границе тяжело больному финансисту, часто теряющему сознание, спешащему с домашним доктором и секретарем в свою виллу, куда завтра должны собраться на консилиум все лучшие швейцарские и итальянские доктора, все шли навстречу. В семь часов утра, оставив за собой Сен-Ремо, «Ланчо» уже карабкался в гору по дороге к Лаго Маджиоре.
В начале тенистой длинной аллеи, ведшей в виллу, стоял извещенный Биллем Мирано. Немногочисленная прислуга виллы была еще Стеверсом отпущена в отпуск при его отъезде на Ривьеру. Сторожа же рано утром Мирано услал с письмом к Шимеру, прося того под каким-нибудь предлогом задержать его до вечера. Кухарку же он услал в Сен-Ремо выяснить условия регулярной поставки морской рыбы для Стеверса. Из открытого гаража, куда сразу въехал «Ланчо», Малер, вложенный на всякий случай в огромный сундук, прикрепленный сзади к автомобилю, общими усилиями через кабинет Стеверса был отнесен на «Церон». Доктор и Андрей остались с ним, приводя его в себя. Мирано и Мехмед, захватив с собой увесистый ящик, вернулись в гараж. Прежде всего они вылили весь оставшийся бензин, масло и воду, разлив их на земле за гаражом. Затем, поставив аппарат, включили его в электрический штепсель, бывший в гараже, и Мирано, держа руками эластичный кабель, выходящий из аппарата, начал по очереди направлять его на отдельные части автомобиля. Мирано неутомимо поливал машину невидимой струей огня, пока неметаллические части машины не сгорели, а металлические не образовали бесформенную груду спекшегося металла. Когда нечего было больше сжигать, Мехмед понес аппарат обратно на «Церон», а Мирано из водопроводной кишки начал поливать металл. Это продолжалось долго. Когда металл охладел настолько, что до него можно было дотронуться рукой, он в несколько приемов перенес его на «Церон», привязав его снаружи таким образом, чтобы можно было вдали от берега, отвязав веревку, сбросить эти куски в озеро.
Уничтожив все, что могло указать на присутствие их на вилле, Мирано позвонил к Шимеру, прося его приехать к нему на ужин. День уже клонился к вечеру, когда Шимер вместе со сторожем въехали во двор виллы. Поужинав с ним, Мирано приказал кухарке и сторожу идти к себе и, перейдя с Куртом в рабочий кабинет, выждав короткое время, спустил ставни. Он написал коротенькое письмо сторожу, уведомляя его, что неожиданно вызван в Ниццу. Затем, открыв перед удивленным Шимером шкаф, по туннелю начал с ним спускаться вниз. Их спуск продолжался долго, до их ушей все явственнее доносился гул разбивающихся о скалы волн. На озере был сильный ветер. Наконец, спуск кончился, перед ними блеснула вода, а на ней вплотную к набережной колебался на воде «Церон». По удобному мостику они перебрались на его палубу, а оттуда через открытый люк спустились вовнутрь. Там их ждал Андрей, который, поздоровавшись с Шимером, попросил их пойти за ним. Миновав ряд кают, они вошли в салон, в котором находились трое: Мехмед, доктор и пришедший в себя Малер. Малер все время благодарил Мехмеда, рассказавшего ему, как он, вероятно, от переутомления, не доезжая Канн, упал в обморок. Мехмед его уверил, что сейчас с минуты на минуту должен появиться вызванный им лучший доктор, который скажет, можно ли ему продолжать путь.
— А вот и он, дождались, — с улыбкой произнес доктор, увидя входящего с Андреем Шимера. Вытянув перед собой руки, диким, нечеловеческим голосом Малер закричал:
— Нет, нет, это не я, они… — на губах показалась пена и он свалился, как мешок, на пол. Его переложили на диван, а доктор склонился над ним. Мирано и Андрей проводили Курта и помогли ему выбраться наверх. Все трое были потрясены и молчали. Прощаясь с Куртом, чтоб нарушить тягостное чувство, Андрей ему сказал:
— Лиза осталась. С Стеверсом она, вероятно, заедет сюда.
От этих слов Шимер весь просиял и, сжимая ему со всех сил руку, прошептал:
— Это правда? Как я рад, я не мог никак примириться с тем, что больше никогда ее не увижу.
Он стоял, как очарованный, смотря, как исчез внутри корабля мостик, распахнулись двери ангара, и «Церон», чуть лаская поверхность воды, вышел наружу. Ворота захлопнулись, и Церон исчез. Снаружи, на озере, ревела буря. А Курт все стоял, смотря вглубь наступившей ночи. Наконец, он очнулся и медленно начал подыматься по туннелю, не зная, пригрезилось ли ему то, что было, или случилось на самом деле.
Наконец, Малер на мгновение пришел в себя.
— Где я? — с испугом спросил он у склонившегося над ним доктора.
— В руках у вампира, — прозвучал жестокий ответ.
Животный, дикий страх отразился в его взгляде. Он начал дрожать, ломая руки; кричать он не мог, его горло давили спазмы, он подвывал.
— За что меня, за что? Я бедный, я маленький; они, они меня заставили. Они, они, Леви, Джонсон; за…
Вой прервался, у него закатились глаза, и он упал навзничь, по его телу пробежала судорога. Доктор вышел. Когда он вернулся, все было кончено. Он нашел Малера уже мертвым с закатившимися глазами и лицом, сведенным судорогой. Доктор позвал остальных и, пока «Церон» снижался, Малера, покрытого простыней, выносили на палубу. Там его положили на доску, быстро, с гадливым чувством, к его ногам привязали куски метала, представлявшие из себя день тому назад уютный и удобный «Ланчо», и столкнули труп в воду. На воде показались круги. На палубе было холодно, ветер резал лицо, но никто не сходил с нее. Потом медленно, один за другим сошли вниз, стараясь не задерживаться в салоне, где перед этим находился Малер. То же было и с доктором, но, дойдя до своей каюты, он резко повернулся и вернулся в салон. Там он включил свою станцию, и весь «Церон» огласился звуками гимна Севера. Сделав над собой усилие, он сел на диван, на котором лежал Малер. Один за другим появились в салоне остальные. «Церон» в это время, глотая пространство, все больше и больше приближался к цели.
VIII
Таинственный взрыв в Гималаях не только был сенсацией дня, но и имел глубокие политические последствия. Гималайский массив, тысячелетиями считавшийся проходимым лишь в двух местах, предстал теперь перед заинтересованными государствами совсем в другом свете. Эти горы из традиционного защитника всех находящихся у их отрогов вдруг превратились в злейшего врага их, лукавого и коварного. Каждая партия туристов, отправляющаяся на экскурсию на Гималаи, возвращаясь оттуда, приносила с собой все новые и новые доказательства того, что случайный или умышленный взрыв уничтожил прекрасно укрепленное и снабженное, настоящее ястребиное гнездо. Собирая от туристов различные вещественные доказательства, а главным образом их предположения и вымыслы, многочисленные агенты сейчас же доставляли все по назначению. Разубедить кого бы то ни было в том, что в этом гнезде не было крепости с гарнизоном в несколько тысяч человек, — не было уже возможно, Каждый начал подозревать своего соседа в том, что именно он создал это гнездо, и задумывался над тем, что сделать, чтобы не быть застигнутыми врасплох. Чем любезнее и изысканнее были взаимные отношения, тем большее количество миллионов передавалось в специальные фонды для тайного вооружения. Интуитивным путем эти настроения передавались по всему миру, сея растерянность и злобу во всех кругах населения. Через печать становилось все труднее руководить общественным мнением. Происходило обратное, настроение масс вынуждало печать приспособиться и постепенно превратиться в зеркало толпы.
У Леви и Джонсона работа кипела. Огромный, занимавший несколько этажей концерн, руководивший бесконечным количеством разнообразных предприятий, казался временами муравейником. Мозг его помещался в центре здания, он был совершенно изолирован и защищен от суеты конторы. В него имели приступ только жрецы деловой касты. Как ни пытались вдова и дочь Малера добиться свидания с главой концерна, это им не удалось. Всегда следовал один и тот же стереотипный ответ: — в отъезде. Но судьбу Малера в концерне не забыли. Для них самой неприятной стороной этого эпизода было то, что загадка его исчезновения до сих пор оставалась нерешенной, и что их деньги оказались бессильными ее раскрыть. Еще неприятнее было то, что они не знали до сих пор того, кто нарушил их стройный план, заставил потерять миллиарды и вынудил их, когда они уже были накануне успеха, перестраивать заново всю организацию. В последнее время у них не все ладилось. Струя золота, лившаяся к ним раньше, все увеличиваясь, давала перебои, начала капризничать. Управлять общественным мнением становилось все труднее. Чтобы не быть раздавленными событиями, нужно было все больше и больше лавировать и приспособляться. Чувствовалось, что концерн не мог сойти с мертвой точки. Они надеялись из происшествия с Малером извлечь для себя полезные данные, но это не оправдалось, так как оно только запутало и осложнило все до крайности. В один из таких моментов, когда, несмотря на всю свою мощь, они особенно ярко ощущали свое бессилие, Леви вошел в кабинет Джонсона.