Жан улыбнулся, он начал входить в роль и суровым голосом продолжал говорить то, что ему шептал Орлицкий:
— Записывайте, — опять беготня, шелест бумаги и тот же перепуганный голос заявил, что он готов.
— По воле трагически погибшего правителя Цезаря Штерна его наследником является капитан О'Генри. Так как он находится в отпуске за границей, то совет министров постановил на своем сегодняшнем экстренном заседании возложить до возвращения экселенции О'Генри выполнение этих обязанностей на адмирала Мартини.
Жан оглянулся — Орлицкий спал.
— Следует подпись, — произнес мрачно Жан.
— Кого, экселенция?
— Всех членов совета министров.
— Слушаюсь, экселенция!
— Повторите текст, — сказал Жан.
Директор повторил.
— Когда вы приступите к эмиссии?
— Через две минуты.
— Получив подтверждение от адмирала в приеме телеграммы и уведомление, что он вступил в должность, весь материал вы должны немедленно передать всем редакциям. Поняли?
— Понял, экселенция.
— Не забудьте, что министры не разойдутся, пока не появятся экстренные издания. Вы понимаете, что вас ждет, если не выполните точно поручение?
— Чересчур хорошо, экселенция.
Директор вытер пот, выступивший у него на лбу, и бросился на эмиссионную станцию. «Сдох! — думал он про Штерна, — а даже мертвый порядочным людям не дает жить». Директору повезло, ему удалось быстро установить связь с эскадрой.
Жан перенес Орлицкого на кровать, раздел его и сел у изголовья. Изредка он выходил на балкон. С балкона было видно, как, взобравшись на пьедестал памятника, ораторы кричали что-то толпе, но безуспешно. Толпу интересовали лишь обгоревшие остатки лимузина и помоста. Каждый пытался из пожарища унести что-либо на счастье. Попытка жандармов увезти остатки лимузина пропала, а попытка их разогнать палашами толпу кончилась тем, что кони без всадников под улюлюканье толпы разлетелись по городу. Толпа чувствовала, что она хозяин положения.
— Уф! — произнес директор, — тяжело! Ну кто, кроме меня мог бы в такое короткое время сделать это? Никто! А что мне дадут за мою работу? — уютно развалившись в кресле, мечтал толстяк. — Я бы хотел орден, так и скажу: дайте мне орден, только не какой-нибудь там маленький, невидный орден! Нет, большой, первоклассный орден! Должны дать; ведь если бы не я, что бы здесь было? Анархия! Да, — убеждал он сам себя, — анархия. Значит, я спас государство от анархии. Спасителем государства, можно сказать, стал в некотором роде.
У подъезда радиостанции остановились два легковых и один блиндированный автомобили.
— Вы директор? — спросил мрачный полицейский.
— Да! — радостно ответил толстяк, — все выполнено в рекордное время.
— Это ваша работа? — протянул ему полицейский экстренный выпуск газеты.
Директор не успел ответить, так как два дюжих парня втащили его в автомобиль и караван поехал обратно.
В совете министров все были налицо. Перед каждым членом правительства лежал экстренный выпуск газеты.
— Это, это, господа, невиданно! Это дело военной клики! Вы слышали, что моряки разоружили отряды особого назначения, а летчики сменили на постах полицейских. Нужно действовать.
Слова звучали вяло, настроение у всех было подавленное. Ввели директора, перепуганного насмерть. Стоя между двумя детективами, он, испуганно озираясь вокруг, рассказал про то, как все произошло.
— Награду обещали!
— Мы вас, мерзавца, в награду расстреляем. Распахнулась неожиданно дверь. Снаружи послышались выстрелы. Зала наполнилась матросами, державшими ружья наперевес.
— По приказанию правителя О'Генри и главнокомандующего Мартини, до их возвращения вы будете интернированы на судах.
Министры стояли, понуря голову.
— Ведите их!
Матросы окружили министров и повели, подталкивая прикладами. С ними повели и директора.
XVIII
На аэродроме гигантский аппарат был готов к полету. Заработали пропеллеры. Из окон кабины Нелли, О'Генри и Мартини махали платками. Гигант грузно отделился от земли. Одновременно дав салют, эскадра, подняв якоря, тоже устремилась в направлении Европы. Все население, как зачарованное, смотрело вслед, пока не исчез на горизонте и последний дымок. Уже толпы туземцев покинули аэродром, а Осаки, не отрываясь, смотрел вслед аэроплану. Ему казалось, что Нелли еще машет ему платком. Осаки не делал иллюзий. Он знал, что сейчас Нелли ушла из его жизни уже навсегда. Если и доведется ему ее увидеть, то только на ее свадьбе с О'Генри.
— Довольно, Осаки! — произнес подошедший Билль.