— Друзья! — неожиданно прозвенел голос Ванды, — мы пришли лишь сказать вам, что знаменитый адмирал Флит сдался в плен. Затем, точно в минуту, указанную Орлицким, главой КМ, сгорела вилла Штерна. Затем, друзья, хотела вам сказать и то, что мы требуем предания суду главы правительства!
Толпа бегом покрыла расстояние, отделявшее ее от Ванды, и, захватив ее и стоявших с ней, с криками:
— Долой! — окружила роту.
Солдаты беспомощно озирались. Офицер, видя, что все пропало, быстрым движением приложил револьвер к виску. Седлачек был быстрее его и револьвер покатился на землю.
— Зачем делать глупости! — произнесла оказавшаяся поблизости Ванда.
Когда последние волны толпы вытекли из военного городка, он запылал. Толпа устремилась в город. У многих были в руках винтовки и, прежде чем ее передние ряды достигли реки, на мост, охраняемый жандармами, посыпались пули. Жандармы открыли стрельбу. Сопротивление было бессмысленно, так как озлобившаяся масса вброд начала переходить реку и, зажав в беспощадном озверелом кольце, их смяла. Когда она начала заполнять город, громя и уничтожая все на своем пути, сопротивление властей было уже сорвано. По радио, отстранив перепуганного насмерть спикера, лидеры толпы объявляли всему миру свои фамилии и знакомили мир с фактом, что они свергли тиранившую их власть. Главой города был выбран либеральный портной, причем сам себя он назвал сторонником КМ. Слухи один другого нелепее наполнили город, связь его с внешним миром прервалась. Ванду же занимал лишь один вопрос, похвалит ли ее Орлицкий за проявленную ею инициативу или нет.
XIII
В кабинете Штерна находился министр внутренних дел и несколько начальников отделений. Они все стояли с опущенными глазами. Зная характер Штерна и понимая, что он зарвался, они не сомневались, что именно их он принесет первыми в жертву. К их удивлению, из всех дверей в кабинет начали входить люди: стенографистки, корреспонденты, представители иностранной прессы. Потом в раскрытые двери внесли громоздкий аппарат, образовавший как бы кабинку около стола, за которым сидел Штерн. Он не поднимал головы; казалось, что его давило сознание взятой им на себя ответственности. Только когда инженер прошептал: «Экселенция, все готово», Штерн приподнялся, опираясь руками на стол. Головы он не поднял.
— Я пришел к власти, — начал он своим приятным голосом, — волею народа. При свете трех зажженных мною факелов я нес эту власть. Это были принципы все делать для народа, с народом и во имя народа. Сейчас настало трудное время — благодаря ошибке нескольких лиц наша великая нация подверглась страшным испытаниям. Я приветствую тех, кто открыто поднял восстание против правительства, не смогшего соблюсти интересы народа. Я приветствую весь персонал министерства внутренних дел, который по инициативе его начальников намеренно бездействовал. Пролилась только случайная кровь, но когда лес рубят, не могут не лететь щепки. Приказ о мобилизации отдан изменниками нации. Он был отдан, когда я лежал в моей скромной вилле, изнемогая от ран, моральных и физических, нанесенных мне атентаторами в этой самой комнате. Атентаторы те же лица, что и личность, умышленно спровоцировавшая весь наш народ. Народ, который испокон веков был поборником мира на земном шаре и тем светочем культуры, которая проникала во все закоулки мира.
Штерн сделал паузу. Его благородное лицо дышало гневом.
— Это были: Де-Риго — военный министр, Медас — министр иностранных дел и фельдмаршал страны Флит! Все три негодяя расстреляны полтора часа назад! Я этим исполнил свой долг перед народом. Командование над армией и флотом я поручил вице-адмиралу Мартини, который в данный момент приносит от моего имени извинения Совету государств архипелага. Одновременно с этим с сегодняшнего дня мы приступаем к восстановлению тех убытков, которые наш народ положил на алтарь человечества. Первый раз в истории человечества казнены виновники вооруженного столкновения, бывшего между народами. Мы повернули колесо истории! Завтра, мои друзья, будни, отдохните, успокойтесь и соберите ваши силы, чтобы с достоинством выполнить свои ежедневные обязательства. Кто этого не сделает, поступит против народа и против самого себя. Таким лицам прощенья нет.
Кабинет начал пустеть. В нем оставались только министр внутренних дел и его подчиненные. Наставшая пауза тянулась бесконечно долго, у них начали болеть ноги.