— Ты видела, наверное, на выставке картину, изображавшую пещеру. Стены ее влажны от сырости, на полу в хаотическом беспорядке валяются камни. На одном из них, одетый в овечью шкуру, стоит человек. В руках у него флейта. Он играет на ней, пристально смотря перед собой. Поднявшись на хвосты, разинув пасти, на полу, на камнях, за-полнив всю пещеру, как очарованные слушают свирель змеи.
— Довольно, Вальден, а то я закричу, — вырвалась из его объятий Лили. — Тебе доставляет удовольствие меня пугать. К чему ты рассказываешь про эти ужасы?
Вальден пожал плечами.
— Тебе не угодишь, Лили. Я хотел только этим сказать, что то же, что достигал человек в пещере игрой на свирели, мы в состоянии достичь лучами наших аппаратов.
Лили, надувшись, ничего не ответила Вальдену. В это время на экране запестрели разнообразные пятна. Как только появились красные точки на белом поле, Вальден включил другие аппараты. Небольшие красные пятна стали неудержимо расти, сливаясь в одно целое. Повинуясь лучам, крысы поспешно стекались, как под гипнозом, туда, куда слали лучи аппаратов. Проба кончилась. Зажужжали машины. Арнольд проснулся через несколько часов, одел вычищенное платье, взвалил на спину мешок и с тем же отсутствующим взглядом направился к выходу. В дверях столпился весь персонал мастерской. Не замечая их, напоминая собой скорее какой-то совершенный автомат, чем человека, Арнольд прошел мимо. Постепенно звук его шагов замер вдали.
XIII
Через раскрытую балконную дверь ворвался луч света. Скользнув по О'Генри, луч, обежав комнату, исчез. Появление луча прожектора удивило больного. Сбросив с себя резким движением одеяло, он встал. Шаг за шагом, придерживаясь за кровать, он начал пробираться к стене. У стены он перевел дыхание и прислушался. Из соседней спальни через приоткрытую дверь доносилось ровное дыхание спящей Нелли. Она ничего не слышала. Стараясь не производить ни малейшего шума, О'Генри пошел вдоль стены. На балконе, тщательно прикрыв за собой дверь, он вздохнул свободней. Им овладело ощущение ребенка, счастливого, что удалось обмануть бдительность наставника. Облокотившись на перила балкона, О'Генри жадно вдыхал свежий ночной воздух. Перед ним расстилался парк. За ним обычно высились силуэты колоссов с фасадами, залитыми светом. Сегодня не струился вдоль их фасадов свет. Город был погружен в темноту. Где-то в глубине неба светлячками плавали прожекторы. Снопы лучей воздушных маяков причудливо переплетались, создавая иллюзию шахматного поля. О'Генри хорошо знал, что для того, кто попадет в квадраты этих полей, спасения не было. Ему было ясно, что сегодня все приготовили для приема незваных гостей. Кто-то угрожает столице мира. Но кто? Ответ пришел сразу. Никто, как Джильотти. Решив это, О'Генри почувствовал потребность действовать. Ему стало казаться, что над делом всей его жизни нависла еще неизвестная ему, но страшная угроза, которую лишь он может предотвратить.
«Как могла она держать меня в заблуждении?» — подумал он с горечью о Нелли. «Нужно наверстать потерянное время, нужно работать», — произнес он, отойдя от перил, и направился по балкону в свой рабочий кабинет.
У дверей кабинета силы изменили ему, он чуть не упал. На письменном столе О'Генри застал тот же установленный им раз навсегда порядок. Справа лежала папка с бумагами для подписи, слева — дневная газета.
О'Генри раскрыл газету. Вместо передовой он нашел бюллетень о своем здоровье. Просматривая страницы газеты одну за другой, О'Генри не мог в ней ничего найти, что объяснило бы ему происходящее сегодня ночью. «Может быть, маневры», — мелькнула успокоительная мысль. Пробежав газету, он машинально начал рассматривать объявления. Бросился в глаза напечатанный крупным шрифтом призыв начальника обороны столицы. На душе О;Генри стало тревожно, газета выпала из рук. Он понял причины ночной тревоги. Откинувшись на спинку кресла, О;Генри просидел несколько минут с закрытыми глазами. Почувствовав себя лучше, он решил вызвать штаб обороны. — Там знают, насколько неотвратим конфликт, — решил он. Прежде, чем он успел осуществить свое решение, у него появилась новая мысль:
«А где же Орлицкий? Что с ним?»
Он начал вспоминать. Никто из посетивших его во время болезни не заикнулся об Орлицком. Ничего о нем не говорила и Нелли. О'Генри забеспокоился, не случилось ли с ним несчастья? Недолго думая, О'Генри надавил ряд кнопок, вделанных в крышку стола. По эфиру полетел вызов «Церону». О'Генри стал ждать. Прошла минута, десять… ответа не было. Нервно пододвинув к себе телеаппарат, О'Генри вызвал штаб обороны. Через мгновение перед ним показалось озабоченное лицо начальника штаба. Неподдельная радость показалась на его лице, как только он узнал О'Генри. Сжато, несколькими фразами он объяснил О'Генри причины сегодняшней тревоги, подчеркнув вызывающее поведение оранжевой залы за последний месяц.
— Вы видите, — закончил он, — что при создавшейся обстановке, мы не могли иначе поступить. Армада вылетела в неизвестном направлении, было много данных предполагать, что она могла нагрянуть и к нам.
— Что с Орлицким? — спросил О'Генри.
Генерал нахмурился.
— Не знаю, — ответил генерал после короткого раздумья.
Затем, после небольшой паузы добавил:
— Когда вы заболели, Орлицкий вызвал меня и сказал мне, что нашел единственное средство, которое может вас вылечить. Видя мое недоумение, он пояснил, что надо уничтожить очаг заразы, иначе с вами будет то же, что было с Биллем, Стеверсом и Мартини.
— Неужели я был так серьезно болен? — вырвалось у О'Генри.
— Вы хотите сказать, «безнадежно болен» — мягко поправил его генерал. — Через день после нашего разговора «Церон» улетел. Сначала два раза в день Орлицкий говорил со мной, но ни разу не сказал, где он. Десять дней назад он заявил, что вас вылечил. Не объясняя эту загадочную для меня фразу, он прервал связь, добавив мельком, чтобы о «Цероне» не беспокоились. Больше он не давал о себе знать.
На столе вспыхнули лампочки, это отозвался «Церон». Прервав разговор с генералом, О'Генри попытался поднести к уху слуховую трубку и не смог. Его силы были исчерпаны. В изнеможении он облокотился на стол. Сколько времени О'Генри провел в забытье, он не знал, так как очнулся, лишь услышав голос Нелли. Она говорила с Орлицким. Изображение Орлицкого на пространственном экране находилось в нескольких шагах от О'Генри. Орлицкий смотрел на него, укоризненно качая головой.
— Так вот как ты слушаешься докторов и свою жену, — насмешливо произнес он.
О'Генри рассердился.
— Как ты можешь смеяться в такой момент?
— А отчего же нет? Ты не слушаешься докторов и свою жену. Это лучшее доказательство того, что ты совершенно выздоровел.
— Пойми, Орлицкий, что с минуты на минуту может напасть на нас Армада.
— Она обезоружена «Цероном», милый О'Генри, и не сегодня-завтра пополнит наш воздушный флот.
О'Генри не смог дослушать Орлицкого, ему сделалось плохо. Кабинет начал наполняться людьми. Около О'Генри завозились доктора. Помочь Нелли пришла и Элен, одетая в глубокий траур. О'Генри унесли в спальню. Перед пространственным экраном, жадно ловя каждое слово Орлицкого, стояла толпа людей.
Не теряя времени, Орлицкий передал начальнику штаба содержание приказания Джильотти, отданного им Армаде. «Уничтожив в стране ламаитов „Церон“, разгромить потом столицу мира», — гласило секретное приказание, которое, разорвав конверт, прочел Орлицкий. Присутствующие многозначительно переглянулись. По всей стране ротаторы утренних газет остановились в ожидании матриц с оригинальным приказом Джильотти. Заявление Орлицкого о том, что на буксире «Церона» идет обезвреженная Армада в 60 единиц, вызвало бурю восторга у присутствующих. Орлицкий сделал знак и рядом с ним очутилась Рита.
— Элен, — обратился Орлицкий к матери Риты, помогшей Нелли уложить О'Генри в постель, — Рита спрашивает вашего разрешения выйти замуж.