Измученное лицо Орлицкого, его саркастическая улыбка, слова:
— Мою станцию открыли, перехожу в убежище № 7. Не отклоняйтесь от плана. Билль…
На экране было видно, как Орлицкий, быстро повернувшись, наклонился к граммофону, стоявшему за ним, и пустил его в ход. Затем в несколько прыжков выбежал из квартиры. Граммофон медленно играл траурный марш. Был непонятен его странный поступок. Но вдруг в глубине появилось несколько осторожных лиц. Оглядываясь, осматриваясь, крадучись. — целая толпа детективов наполнила квартиру. Граммофон все играл. Осмотрев граммофон со всех сторон — осторожно, как будто дело шло об адской машине, — они его выключили. И тогда только сообразили, что экран кому-то в эфир передает про их неуспех. Последнее, что увидел Стеверс — это были искаженные от злобы лица детективов, а их проклятия по адресу Орлицкого звенели до сих пор у него в ушах.
Так проходил день за днем, не принося никаких вестей о нем. Сейчас должен был прибыть Билль. Но что же он мог знать, расставшись с Орлицким еще шесть дней назад? И почему Орлицкий скрылся в убежище № 7? Разве положение было настолько безвыходно, что ему некуда было скрыться? Ведь убежище № 7 — это была просто квартира, взятая под очень прозрачным псевдонимом. Этот псевдоним знали многие. Не узнать про него Штерн, подняв против Орлицкого всю федерацию, конечно, не мог. В той же зале за письменным столом, стоящим в углу, работал Курт Шимер. Его тревожила судьба Орлицкого, но у него сжималось сердце при виде молчаливого отчаяния Стеверса. В дверях показался майор-малаец. Он был дан правительством в их распоряжение для связи. Майора интересовали в жизни две вещи: карты и гитары. В двадцать четыре года это ему принесло майорские эполеты. Вовремя проиграть в карты и вовремя сыграть на гитаре — стало его целью. Уже в этом году он рассчитывал заменить эполеты майора погонами полковника, но «КМ», обосновавшись здесь, спутал все его расчеты. Он их поэтому недолюбливал.
— Экселенция, какой-то американец, только что прибывший на центральный аэродром, просил вас уведомить о своем прибытии.
— Фамилия, его майор?
— Его фамилия, экселенция…
В разговор вмешался Шимер:
— Скорее всего, это Билль.
— А он сам, или с дамой и с ребенком?
Майор задумался.
— Спасибо, майор, — сказал Курт, одевая на ходу шляпу. — Через сорок минут я буду здесь с Биллем. А вам я бы советывал вызвать Мартини; его присутствие вас бы немного развлекло, а он бы узнал от Билля много интересного.
Через минуту автомобиль по шоссе, усаженному деревьями, нес его к аэродрому. Заметив по дороге группы людей, разукрашивавших дома, делавших гирлянды из лампионов и возводивших на главной площади помост, Курт спросил шофера, что это значит. Шофер сначала растерянно улыбнулся, думая, что Курт шутит. Но, видя, что тот расстроен, сказал:
— В честь годовщины вашего прибытия.
— Сейчас… Ах, да! Недоставало только этого. Бедный Стеверс, он не выдержит. Но заменить его сейчас некем. Делать веселые лица, когда сердце разрывается от боли!
Мелькнули ангары. За ними расстилался аэродром. У подъезда воздушной дирекции остановился автомобиль. На ступеньках стоял Билль.
Через час оба уже входили во дворец совещаний, где вместе со Стеверсом был и Мартини.
Сердечно приветствовав Билля, его усадили и начали слушать. Билль описал борьбу Орлицкого с Штерном. Полный срыв мобилизации страны в десять минут. За десять минут перед началом речи Штерна, когда войска, призванные и все имеющие уши в федерации были согнаны к бесчисленным мегафонам, за десять минут до начала речи Штерна — заговорил Орлицкий. Антенны центральной станции переносили его речь. Как этого добился он, — его тайна. Капельмейстеры бесчисленных оркестров с поднятой кверху палицей, музыканты с нотами гимна, с раскрытыми ртами смотрели в бесстрастные мегафоны, откуда лилась речь Орлицкого, говоримая им с легким акцентом. Все растерялись. Никто не знал, что делать. А массы от простых понятных слов накалились. «По домам! мобилизация отменена. Тем, кто захочет вам помешать вернуться домой, сверните сейчас же шею. Сегодня вы сила», — были последние его слова. Что было после этого? Полиция исчезла. Толпа смяла войска. На чем попало: в экспрессах, пешком, в автобусах — призывные устремились по домам. На следующий день было первое мая — началось восстание.
3-го мая своим гениальным расстрелом министров и Флита Штерн спас свою шкуру.
Он пытался сначала захватить архивы — списки членов «КМ». Как только его люди приходили в помещение клуба для обыска, и взяв ключи, пытались открыть кассы, — кассы накалялись и все бывшее в них превращалось в пепел. Так издевался Орлицкий над Штерном. Тогда приступил Штерн к методу несчастных случаев. Так погибла несчастная Ванда, так погиб Седлачек. Гончие Штерна замыкали круг около Орлицкого.
— Я не уехал тогда, когда он приказал мне. В тот день я услал только жену и ребенка. Я оставался, обеспечив себе выезд, еще четыре дня. Я рассчитывал спасти его — против его воли. Каждый день он бросал новый вызов, каждый день петля на его шее сильнее затягивалась. Я ушел, когда ему ничем больше не мог помочь. Он был объявлен врагом государства. Его фотографии и приметы рассовали каждому. За его убийство расписали баснословные премии.
Все бросились к Стеверсу. Его согнутая спина судорожно вздрагивала. Стеверса душили рыдания.
— Неужели и он погиб? Зачем не я? Трупы, без конца трупы! Кровь — всю мою жизнь так! Неужели я проклят?
Его с трудом успокоили. Потерял обычную хладнокровность и адмирал Мартини.
— Может быть, еще не поздно? Я пошлю ультиматум Штерну!
— Бесполезно, адмирал. Вы выдадите этим только себя. Про ваш же ультиматум, кроме Штерна, никто не узнает. Что можете вы ему сделать на расстоянии нескольких тысяч километров?
Нет! Как ни ужасно происходящее там, нам нужно выполнить его заветы. Он подчеркнул мне — пусть никто обо мне не беспокоится, пусть думают только о своей работе, пусть верят в конечный успех.
— Я не могу себе представить, — произнес Курт, — чтобы Орлицкий погиб, его гений укажет ему путь в последний момент. А мы его живого уже похоронили и оплакали, — сказал он, обнимая Стеверса.
— Адмирал, поедем на острова, это немного рассеет, ведь вечером будут торжества. Захватим на обратном пути — ваш катер же такой вместительный — всю молодежь. А позже, может быть, придут хорошие вести. У меня есть еще здесь несколько срочных дел, но через полчаса я на глиссере догоню ваш катер.
Когда Курт вернулся в залу, проводив остальных до катера, стенные часы пробили одиннадцать. Перешагнув порог, он услышал за собой голос майора:
— Начало говорить радио федерации! Включить его?
— Этого не может быть, майор! Сейчас там три часа ночи, а впрочем, включите.
Курт не успел пройти и половины залы, как ясно и отчетливо услышал:
— Здесь радио федерации: циркулярное распоряжение совета министров. Враг государства инженер Орлицкий ликвидирован. Арсенал его адских машин захвачен и изучается сейчас специалистами. Данным часом прекращается осадное положение во всех частях федерации. Принять меры и сделать все для обеспечения участия каждому члену федерации на сегодняшних торжествах.