— За здоровье вашей экселенции, — потянулся к нему Флит. — Зажмите вы, экселенция, в ваши ручки нашу федерацию, чтоб не пикнули, — потряс в воздухе сжатой в кулак рукой — меня, старика, не забудьте. Я же вам в два счета в подарок этот архипелаг захвачу. Вот вам и новый рыночек — как-никак, около 60.000.000 хоть и коричневых, но потребителей. А там еще что-нибудь подыщем для наших заводиков.
Излиянии Флита были прерваны стуком в дверь. Вошел адъютант и доложил, что представители эскадры хотят говорить с ним. Осовелыми глазами Флит уставился на адъютанта.
— А я же кто такой, по вашему мнению? Не представитель разве?
Адъютант смутился.
— Адмирал вас не понял, попросите их, — вмешался Штерн.
— Да, да, конечно, — немедленно подтвердил заявление министра Флит.
Офицеры вошли.
— Я рад приветствовать в вашем лице, — вкрадчиво начал Штерн, — нашу непобедимую армию.
— Почти! — сорвалось с уст молодого офицера, прислонившегося к стенке.
— Вы правы, — с чарующей улыбкой поправился Штерн. — Я хотел сказать, армию, которую вы сделаете непобедимой под руководством адмирала Флита.
Флит утвердительно закивал головой, с печалью смотря на вино. Нагреется, не тот вкус будет, мелькало у него в голове.
— Родина ждет от вас подвигов! История запишет ваши имена золотыми буквами! От имени родины я в вашем лице — обернулся он к Флиту, — и в вашем, — с театральным поклоном обратился он к офицерам, — приветствую эскадру.
— Мы не будем работать, господин министр, на уменьшенном жаловании, — воспользовавшись паузой, проговорил один из делегации.
— Уменьшить? — сделав удивленное лицо, произнес Штерн. — Откуда вы взяли, господа? Наоборот! Я издал декрет! Он подошел к столу адмирала и, взяв с него первую попавшуюся бумагу, потряс ею в воздухе. — Вот он! — воскликнул Штерн. — Этим декретом вам, как эскадре особого назначения, я увеличиваю жалование.
Раздалось жидкое ура. Штерн глубоко поклонился. В дверях образовалась маленькая давка, так как никто не хотел выйти последним. «Хорошо, что не знает фамилий», — была их общая мысль.
— Они поплатятся за наглость, — прошипел Штерн, когда за делегацией закрылась дверь. — Запомните, адмирал.
Флит опустил стакан, который он поднес к своим губам.
— Конечно, экселенция! — произнес он.
— Я никогда не вступаю в борьбу сразу со всеми моими противниками. Нет, по очереди. Придет время и для этих молодчиков. Позовите Мартини.
Через минуту перед ними стоял вице-адмирал.
— Я забыл захватить с собой декрет, которым при своем отъезде всем чинам эскадры повышается на 20 % оклад. А затем, адмирал, конфиденциально составьте список чинов эскадры имеющих связь с «КМ».
Мартини вздрогнул.
Густая мгла окутывала еще суда эскадры, когда зашумели пропеллеры. Было ровно четыре часа. Подымаясь с маточных кораблей, амфибии быстро скрывались на горизонте одна за другой. На долю О'Генри выпало самое тяжелое задание: установить аппараты на острове, где ничего, кроме лагуны и скал, не было. По данным, собранным на архипелаге шпионами федерации, на этот остров через барьеры прибрежных скал не смогла до сих пор пробраться даже рыбачья лодка. Когда амфибия достигла острова, был уже полдень. Приказав снизиться до последней возможности, пока амфибия кружилась над островом, О'Генри его внимательно изучил. На узкой прибрежной полосе белелись кости скелета. Значит, и посещали и жили на нем, но уйти не смогли. Подходящих мест для установки своих аппаратов он нашел несколько. Спуск был опасен и труден. Проведя несколько неприятных минут, экипаж амфибии облегченно вздохнул, когда, врезавшись плавниками в песчаную косу, аэроплан, вздрогнув, остановился.
— Вторично, — сказал пилот, — я бы не решился здесь спуститься. Смотрите.
Действительно, всюду в шахматном порядке, как- будто установленные заботливой рукой, торчали подводные камни, из-за них пеной волны обозначали рифы. О'Генри молча приступил к установке аппаратов. Мертвая тишина царствовала на острове; в этом на первый взгляд зеленом рае смерть подстерегала на каждом шагу. Было жутко, всем хотелось как можно скорее оставить остров.
V
Нелли, стоя перед директором, часами стенографировала письма, которые он ей диктовал. Перед дверьми он зажег желтую лампочку — знак, что никто не смеет войти в комнату, и диктовал одно за другим бесчисленные письма. Нелли мало думала о содержании писем, ее мысли были заняты другим. После увеселительной поездки на яхте она сильно переменилась. Случайно она стала в Босфоре свидетельницей конца глубокой трагедии и узнала многое, чего никогда не подозревала или мимо чего беззаботно проходила в своей жизни. Пока мысли ее стремились в засасывающую неизвестность, такую заманчивую, что она по первому же зову, бросив все, окунулась бы в нее, ее рука летала по листкам блокнота.