Выбрать главу

Тогда Аликс [Александра] послала телеграмму Распутину в Петербург. После полуночи тот приехал во дворец. Когда на следующее утро я снова увидела Алексея, то не поверила своим глазам: малыш был не только жив, но и здоров. Температуры как не бывало, глаза ясные и светлые — от опухоли на ноге не осталось и следа! Прошедший ужасный вечер казался кошмарным сном. От Аликс я узнала, что Распутин даже не прикоснулся к ребенку, а лишь стоял у него в ногах и молился…».

Несмотря на этот рассказ, тетя Алексея, Ольга, ни в коем случае не относится к тем, кто поклоняется Распутину или верит в его чудесные силы. Обладая здравым умом, она в состоянии трезво оценить эту личность.

Вот как описывает генерал-майор Воейков, комендант дворца, сложившуюся тогда ситуацию:

«После того как оказались напрасными все старания придворного хирурга с помощью медицинских средств остановить кровотечение, царица была в полуобморочном состоянии. Ей не нужно было слышать мнение специалистов, чтобы узнать, что означало кровотечение: это была ужасная гемофилия, являвшаяся уже не одно столетие наследственной болезнью ее семьи. Здоровая кровь Романовых не смогла победить больную кровь гессендармштадтцев, и невинный ребенок должен был страдать из-за неосмотрительности, проявленной русским двором при выборе невесты для Николая II.

За одну ночь государь состарился на десять лет: невыносима была мысль о том, что его единственного сына, его любимого Алексея, медицина обрекла на преждевременную смерть или инвалидность. «Неужели во всей Европе нет ни одного специалиста, который мог бы вылечить моего сына? Пусть требует за это, что хочет — пусть навсегда останется во дворце! Но Алексей должен быть спасен!»

Врачи молчат. Ответ мог быть только отрицательным. Они не могут обманывать императора и должны сознаться, что даже самые именитые специалисты бессильны против гемофилии. «Вашему Величеству должно быть известно, — объяснял лейб-хирург, — что престолонаследник цесаревич никогда не излечится от своей болезни, приступы которой будут время от времени повторяться. Необходимо принять самые тщательные меры, чтобы уберечь Его Высочество от падений, резаных ран или ссадин, потому что всякое, даже незначительное кровотечение для больных гемофилией может оказаться фатальным».

Достаточно было Распутину появиться у постели престолонаследника, и больной почувствовал себя лучше. При этом, по-видимому, были произнесены лишь несколько тихих молитв, и Алексей подвергся интенсивному внушению.

Впоследствии о безопасности Алексея Николаевича было приказано заботиться крепкому и сильному матросу, и когда мальчику приходилось долгое время стоять, он должен был брать его на руки. «Для императора и императрицы жизнь потеряла всякий смысл, — рассказывает об этом случае, определенно показавшем родителям Алексея, что их сын страдает от гемофилии, великий князь Александр Михайлович. — Никто даже не смел смеяться в их присутствии. Когда мы посещали Их Высочества, то вели себя во дворце, как в доме, в котором недавно кто-то умер. Император старался забыться, погрузившись в работу, но императрица не хотела покоряться судьбе».

Все ломали голову над таинственной силой Распутина. Бесспорно, что ему, как сибиряку и паломнику, были известны старинные, передаваемые на его родине из поколения в поколение и непривычные для городского общества народные методы лечения различных болезней, а также лекарственные травы. К тому же в Сибири на протяжении тысячелетий шаманы практиковали передачу энергии больному; кроме того, Распутин обладал (как свидетельствуют очевидцы) гипнотическими способностями, а гипноз, как подтверждают медицинские эксперименты, воздействуя на вегетативную систему, может уменьшать, а то и полностью останавливать кровотечения.

И, наконец, нельзя не отметить его таланта психолога, позволявшего ему приспосабливаться к окружению и возникающей ситуации, а также вести себя соответствующим образом: исходящее от него спокойствие, без сомнения, передавалось и больному, оказывая позитивное воздействие — во всяком случае, более успокаивающее, чем атмосфера волнения, порождаемая состоянием отчаяния, в котором пребывали другие.