О следующих часах сообщает генерал Мосолов, глава придворной канцелярии, находившийся в самой гуще событий: «На следующий день я поехал по неотложным делам в Петербург. По возвращении я увидел, как граф Пурталес, германский посол, садится со своим секретарем в дворцовый вагон. Когда поезд тронулся, я зашел к нему в купе. Пурталес быстро поднялся, схватил меня за обе руки и закричал: «Остановить, надо любой ценой остановить эту мобилизацию! Иначе война!»
— Это невозможно, — ответил я. — Мобилизация идет по плану. Как можно остановить автомобиль, двигающийся на полной скорости в сотню верст?
На что граф ответил: «Я попросил государя меня принять. Я должен его просить прекратить мобилизацию. Ведь она только что объявлена».
Нервозность графа меня удивила. Я попытался его успокоить и порекомендовал просить аудиенции у придворного министра. Я был уверен, что Фредериксу удастся убедить государя послать Вильгельму телеграмму с разъяснениями, что мобилизация не означает войну и что при возобновлении переговоров будет проведена демобилизация. «Не просите государя о невозможном», — закончил я.
«Нет, нет! — воскликнул граф. — Если немедленно не последует демобилизация, война неизбежна!».
Его молодой секретарь пытался перехватить его взгляд, чтобы удержать посла. Пурталес производил впечатление человека, только что потерявшего рассудок.
Я сразу же отправился к Фредериксу, чтобы передать ему содержание своей беседы. Граф Пурталес присоединился к нам через полчаса, крайне удрученный. Он попросил Фредерикса незамедлительно отправляться к государю и порекомендовать ему послать Вильгельму депешу: что-то вроде объяснения мобилизации. И исчез. Министру иностранных дел Пурталес накануне вручил ноту, содержавшую ультиматум Вильгельма Николаю: в течение двенадцати часов прекратить мобилизацию или Германия объявляет России войну. Истечение срока: суббота, 19.7./1.8[81], полдень.
Фредерикс действительно сделал то, о чем его попросили, и сообщил по возвращении с аудиенции, что государь составил очень хорошую депешу, которая Немедленно была отослана в Берлин. Фредерикс добавил: «Вот увидите — эта депеша обеспечит мир».
Не успел он договорить эти слова, как зазвонил телефон. Я снял трубку. Это был Сазонов. Я передал трубку Фредериксу. Придворный министр побледнел: «Хорошо… хорошо… я это сделаю». И отправился в кабинет царя».
В эту субботу к восьми часам вечера со службы в Александровской церкви царская семья возвращается в загородный дворец Малая Александрия.
Царица отправляется в столовую и ожидает там вместе с детьми (Алексея в церковь с собой не брали) уже за столом царя, который по обыкновению еще бегло просматривает в своей рабочей комнате новые телеграммы. Он долго не появляется, и Александра хочет уже послать за ним Татьяну, тут входит Николай.
Увидев своего отца, Алексей вскрикивает. Лицо царя мертвенно-бледное. Еще никогда он его таким не видел. Какое-то время Николай стоит с опущенной головой. Затем надломленным голосом произносит всего несколько слов: «Германия объявила нам войну». И уходит.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Война начинается
«Этого не может быть!» — вскрикнула Александра, — вспоминает Анна Вырубова реакцию царицы на неожиданное объявление Германией войны России — И продолжила «Конечно, войска были мобилизованы, но только на границе с Австрией!» Она выбежала из комнаты, и я услышала, как Александра вошла в кабинет царя Полчаса оттуда были слышны возбужденные голоса Затем она вернулась и повалилась на диван в отчаянии от того, что узнала «Война! — задыхаясь бормотала она — А я и понятия не имела об этом! Это конец всему!» Мне нечего было сказать. Я также мало, как и она, понимала непостижимое молчание государя в подобный час и, как всегда, мне было больно от того, что мучило ее. Мы просидели в молчании до одиннадцати вечера, когда, как обычно, император вышел к чаю, но он был рассеян и подавлен, и чаепитие прошло почти в полной тишине». Еще в тот же вечер Николай принял своего министра иностранных дел, председателя Совета Министров Горемыкина, других министров и послов союзнических держав, Палеолога и Бьюкенена. Бьюкенен передал телеграмму короля Георга V, на которую царь незамедлительно ответил. В ней отразились его мысли по поводу объявления войны.
«Я бы охотно принял твое предложение, если бы немецкий посол не передал моему правительству сегодня после обеда ноту, объявлявшую войну.
После предъявления ультиматума Белграду Россия неустанно прилагала усилия по отысканию мирного решения конфликта, вызванного действиями Австрии. Целью этих действий было разбить Сербию и сделать ее вассалом Австрии. В результате нарушилось бы равновесие сил на Балканах, жизненно важное для моего государства, как и для всех великих держав, желающих мира в Европе. Однако все предложения, включая Твое, отвергались Германией и Австриец, и только тогда, когда благоприятный момент тля оказания давления на Австрию миновал, Германия выказала готовность к посредничеству. И даже тогда она не выступила ни с каким конкретным предложением.
81