Однако царевич относится к «своим» генералам не только как к большим товарищам по играм, но и как к друзьям. Когда он узнает, что сэр Джон Хенбери-Вилльямс потерял на английском фронте сына, он вечером стучится к нему в дверь и входит. Без приглашения садится рядом с ним со словами: «Папа считает, что сегодня Вам лучше не быть совсем одному».
Алексей также находит несколько товарищей-сверстников. Он встречает их по пути в церковь и просит представиться. С двумя мальчиками своего возраста он с той поры неразлучен, те же приводят с собой еще несколько своих друзей, и часто можно видеть, как они все вместе занимаются строевой подготовкой.
На свое двенадцатилетие, 30 июля 1916 года, Алексей получает столько писем, как еще никогда: в частности, от солдат его полков, которые на фронте, или от людей, которые видели его на военных смотрах, или выздоровевших раненых, которых он посещал в лазаретах. Так что в своем дневнике он в течение нескольких дней сообщает, сколько получил телеграмм и на сколько из них ответил:
«Пришла масса телеграмм. Кадеты подарили мне крендели. Послал им за это сапоги и балалайки».
«Подписал 13 телеграмм, написал 3 письма [вчера 19 телеграмм]».
Письма солдат, приходившие царевичу не только в его день рождения в июле, но и на именины в октябре, и, разумеется, на Рождество, и на Пасху, часто писались от всего полка:
«Императорское Высочество!
Мы, нижеподписавшиеся, находясь на военном фронте, от всего сердца передаем Вашему Императорскому Высочеству наши поздравления…»
Один генерал-майор телеграфирует:
«Вашему Императорскому Высочеству Наследнику Цесаревичу.
Всепреданнейшие гренадеры-кавалеристы передает Вашему Императорскому Высочеству сердечные поздравления к светлому дню воскресения и всей душой молятся за высочайшее и дражайшее здоровье своего верховного шефа и его боготворимых родителей.
Генерал-майор Дабич».
В другом письме содержатся пожелания преуспевания и силы в стихотворной форме. Все это отражает популярность, которую Алексей завоевал посещением фронта и лазаретов.
Все чаще дневник престолонаследника становится серьезнее и богаче по содержанию, хотя записи и остаются лаконичными. Он отмечает также, например, что читает «Записки ученика» и «Тараса Бульбу». Игривость постепенно уравновешивается серьезностью.
Между тем Алексей вновь ранится. Ему приходится снова принимать регулярные грязевые ванны и массаж. Это его очень утомляет, и Жильяр более не считает разумным продолжать занятия и в одном из писем рекомендует царице сделать перерыв, сам же отправляется в уже давно заслуженный отпуск.
Похоже, это не слишком сильно беспокоит Алексея, однако он отмечает в своих записях получение писем от Жильяра. Как можно видеть в первом из приведенных ниже писем Алексея матери, иногда ему изменяет стиль обращения с царицей. Александра Федоровна, видимо, незадолго до этого его посещала: (
«Моя дорогая Мама! 5 сентября 1916.
Без вас одиноко и грустно. Небо сегодня синее и 15 градусов на солнце. [Кошка] Кувака лежит на диване, а [собака] Джой ищет в ней блох, но при этом он ее сильно щекочет. Если Тебе понадобится Джой, чтобы он также и у тебя поискал блох, я его Тебе вышлю, но это стоит 1 рубль. У меня сейчас будет 2 или 3 часа занятий. Буду молиться за Тебя и сестер. Храни вас Бог! Ваш А[лексей] Романов».
«Моя милая, дорогая Мама, 8 сентября 1916.
Был в церкви. Папа, как обычно, в штабе. Вчера ездили по Быховерской улице к часовне[118]. Только что закончился обед и отыграл японский гимн[119]. Кошка лежит на диване и играет сама с собой. Время заканчивать, так как я должен отдохнуть. Храни Тебя Бог!
Ваш Алексей».
«10 сентября 1916. Моя милая душенька, Мама, Уже четвертый день ездим к часовне. Мы копаем там яму, чтобы найти реликвии с 1812 г. Копают: Папа, Жилик, Граббе[120], Нарышкин[121], Светличный[122], Нагорный, Деревенько и я. Игорь[123], Петрович[124] и Сиг[125] стоят и наблюдают. Нашли уже кусок ружья. На третий день Игорь был настолько потрясен, что поцеловал С. Петровича в щеку.
123
Князь Игорь Константинович, штабс-ротмистр лейб-гвардии гусарского полка, флигель-адъютант свиты.