Драка началась жестоко и бескомпромиссно, выстрелы, работа палашами, а чаще кинжалами, свалка, где трудно ориентироваться в поиске «свой-чужой», казаки стали громко материться, чтобы по звуку русского мата в дыму выявлять своих, даже с учетом того, что крики сильно сбивали дыхание. Но тренированные воины, где никто не курил, а водку пили только по действительным праздникам, выигрывали в физической подготовке у противника, впрочем, и в мастерстве. Вот только в этот раз противника было вдвое больше, и рубились уже на трех кораблях и коки и канониры и обслуга.
— В сторону! — закричал Конкин, когда двое англичан прорвались через оцепление к капитану Овцыну.
Уход от короткой корабельной сабли, выпад — первый противник с отрубленной рукой уже не боец.
— Хех! — на выдохе делает выпад Овцын и помогает Конкину сразить и второго нападавшего.
— Стоять! — прокричал казачий сотник и закрыл своим телом капитана Дмитрия Леонтьевича Овцына.
Тело казака поразили сразу две пули. Платон Васильевич досконально выполнил инструкцию, где говориться «при необходимости прикрыть своим телом».
— Суки! — прохрипел казак и, сделав два шага, рубанул одного из англичан и подрезал второму ногу, после чего, получив еще и удар кинжалом в бок, казак завалился на палубу корабля.
Овцыну удалось сразить еще одного пирата прямым ударом шпаги в сердце, когда раздался слаженный залп ружей остатков корабельной роты Миллера и ситуация стала стремительно меняться в сторону победы русских. Поскальзываясь на лужах крови, английские пираты стали отступать, а к сражению приблизился побитый, но не утративший хода, линейный корабль «Голштиния», недалеко уже находились линейные корабли «Юнона», «Ослябя» и фрегат «Авось». Цесаревич по известному только ему принципу настаивал на названии каждого вымпела, вплоть до шлюпов.
— Я назову в честь тебя, казак, остров или мыс, спасибо! — сказал Овцын, склоняясь над телом Платона Конкина.
Ораниенбаум.
3 июня 1748 года.
Вчера был в офицерском собрании. В принципе, можно и не продолжать, стереотипы сразу же обрисуют пьянку. Так оно и было. Собрал я всех офицеров семеновцев, преображенцев, лейб-драгунов, ингерманландцев, в «Элите», сняв все заведение на вечер.
Стребовал слово чести, что не перегрызутся между собой — соперничество преображенцев и семеновцев всем известно. Напомнил гвардии, что я их любимый наследник-цесаревич и иных не нужно. Пели песни, плясали «русского», были и шесть дуэлей, которые провели не заточенными шпагами в экипировке, так как все дали слово, что крови не прольется. Раз в полгода нужно и так отдыхать.
— Брокдорф, Вы живы? — спросил я у своего камердинера, который спал прямо на кушетке у нашей с Екатериной спальни.
— Ваше Высочьество! — пробормотал голштинец, который вчера составил мне компанию у гвардейцев и явно перебрал больше моего.
— Иди к себе отдыхать, через два дня ты отправляешься в Киль наладить связи и открыть торговое представительство, а еще нужно оговорить последние рекомендации, — сказал я и отправился в свой экспериментальный цех.
Еще полтора года назад я привлек к себе больше двух десятков оружейников из тульских мастеров-одиночек, потом пополнил эту тогда еще толпу индивидуалистов некоторыми мастерами, например, дворянином и артиллеристом Михаилом Васильевичем Даниловым [в реальной истории конструктора пушек]. Привлек того малого, что должен был изобрести под «чутким и неусыпным оком» Петра Ивановича Шувалова пушку «единорог». Молодой, но уже мастер, действительно обладал инженерным складом ума. Офицера получилось заполучить, используя возможности и власть Военной коллегии. С Даниловым занимались математикой, физикой, сам Ломоносов, морщась и, не решаясь отказать наследнику российского престола, работал с парнем и не сразу, но оценил деятельного и впитывающего науку, как губка, мастера. Именно Данилов и стал мозговым центром конструкторского бюро. Дополнительное образование Михаилу Васильевичу пошло впрок, да, он был грамотным и достаточно рукастым инженером, но я хотел большего от Данилова и получал в итоге конструктора-универсала.
Между тем, ожидания столкнулись с мощной, казалось, непробиваемой стеной. Это и неумение работать в команде, алчность и завистливость оружейников-одиночек, привыкших от начала до конца самостоятельно изготавливать конечный продукт. Часто это оружие получалось неплохими репликами. Но работать в команде, попуститься своей горделивостью? Нет, не слышали, что так можно!