Нырок в ноги, Кондратий успевает выставить руки и сдержать меня, одновременно пытаясь подловить ударом с колена, но я изворачиваюсь и бью казака кулаком по внутренней части бедра. Это больно, я знаю. Кондратий делает шаг назад, а я успеваю, пока напарник не ушел в глухую защиту еще раз, но уже ногой, пробить в туже точку бедра. Кондратий сморщился от боли, но изобразил стойку.
— Довольно, теперь я могу слева пробивать тебя, так как ты лишен нормальной опоры, — сказал я и протянул руку казаку.
— Ты, Петр Федорович, после недельного полного отдыха как будто быстрее стал. Я же, напротив, тренировался по два раза на день и проиграл тебе, — выразил обиду главный казачий диверсант и телохранитель.
— Это называется, Кондратий «плато». Тренируешься много, потом еще больше — растешь в мастерстве и в какой-то момент понимаешь, что роста нет, тут или еще усерднее изнурять себя, но лучше отдохнуть, вот так неделю ничего не делать, да еще и к гвардии сходить хлебного вина выпить. Вот я после недели отдыха с большой охотой стал изнурять себя снова, — говорил я своему «спарринг-партнеру». — А ты, Кондратий, к состязаниям готовился, вот и работал более нужного.
— Готовился, но проиграл, Ваше Высочество, может, заменить меня на Степана? Он первый кулачный боец нынче, — снова стал сокрушаться о своем поражении в финале Кондратий.
Еще зимой я объявил, что в июне будут проведены соревнования на лучшего кулачного бойца, стрелка, фехтовальщика. Призом за победу в кулачных боях были триста рублей — целое состояние для крестьянина и немалые деньги для большинства дворян. Пригласил я и гвардейцев, чтобы, если честно, проучить, уж много они бахвалятся. Лучшим стрелком стал штуцерник из Второго Воронежского егерского полка, чем был сильно раздосадован Суворов, его подопечный стал только вторым.
Ну, а лучшим бойцом стал Степан, заместитель Кондратия и, по факту участия в реальных боевых действиях, самый опытный диверсант. Однако, не стал бы я говорить, что Кондратий Пилов сильно уступил своему же ученику. Во-первых, он провел на один бой больше и с противниками куда сильнее, чем достались Степану, во вторых, допустил лишь одну, но фатальную ошибку, дал зайти себе в ноги и свалился. Со Степаном я также спаррингуюсь, оба бойца работают в схожем стиле и становятся уже не столь интересными, но они друг друга стоят. Ну, а мне нужно искать иного партнера.
— Петр Федорович, во дворце сразу два вестовых. Один офицер из Кронштадта, иной от Петра Ивановича Шувалова. Оба заявили об исключительной важности своих донесений. Еще письмо от Брокдорфа из Киля, — сказал Бернхольс, который не стал прерывать мою тренировку, но поспешил сразу же доложиться, как только я стал умываться.
— То пусто, то густо, — посетовал я и стал быстрее одеваться, прибегнув к помощи слуги.
Действительно, две недели меня никто не беспокоил, от слова «совсем». Тетушка вновь приболела, теперь у императрицы уже явно начались проблемы с камнями в почках, а не боли в животе от переедания. Государыня никого не желала видеть и даже сам факт своего недомогания пыталась скрыть, но разве возможно такое при дворе.
С Петром Ивановичем еще в мае состоялся проникновенный разговор, от чего я долго пребывал в сомнениях, ища подвох. Шувалов извинился и предложил забыть обиды. Какие обиды? Как по мне, так за рамки отношений партнеров не особо что-то выходило — некоторое сомнение, недоверие и попытки продавить свою повестку, чтобы получить большее. Это нормально, ничего личного, только бизнес! Так то ли говорят англичане, то ли еще станут говорить. Я всегда вел свои дела именно так.
Но что именно хочет Петр Шувалов? Зачем такая срочность? Ну, это можно быстро узнать либо от порученца фаворита и местного олигарха. Больше меня интересовало сообщение из Кронштадта. После отбытия из Англии экспедиции, вестей от нее никаких не было.
Василий Андреевич Хметевский прислал письмо, что его составляющая большой Экспедиции выходит из Тобольска, что местные власти без энтузиазма встретили людей, несмотря на то, что получили на эту встречу очень существенные деньги и время на подготовку и закупку провизии. А больше и не было новостей.
— Кого первого впускать? — спросил Бернхольс и я задумался.
Интересно было выслушать флотского офицера, скорее всего, были сведения о передвижении эскадры, но так обидеться может Петр Шувалов, который, как, оказывается, весьма чувствительная и эмоциональная персона.
— От Шувалова, — коротко обронил я и в кабинет вошел знакомый мне приказчик Петра Ивановича.
Не понимаю срочность, напористость, но, тут так заведено, вестовой принес лишь одну весть — ко мне едет самолично Его Сиятельство, и будет через пару часов. Ну и хорошо, хотя настораживает такая срочность.