Да, нужно быстрее решать с банком, держать более чем два с половиной миллиона рублей серебром у себя во дворце, пусть и под очень пристальной и многочисленной охраной, не вариант. Деньги, все деньги должны работать, тем более, что вся жизнь нашего с Екатериной дворца оплачивается с казны.
— Можешь расслабиться, я ночевать не стану, государыня хочет видеть подле себя. Только скажи, почему урезал передачу провизии в лагерь беженцев-немцев, о сим меня уведомили, но не ты, — спросил я и состроил максимально строгое лицо.
— Ваше Высочество, так Вы же сами повелели собирать магазины для людишек, что на Восток отправить собираетесь, — ответил немного обескураженно Петр Евреинов.
— Так забей еще свиней и сколько быков, оставив их только на воспроизводство, часть масла передай, картофеля, свиней можно кормить и выжимками из свеклы, а не только одним потатом, да яблоками-паданками, — наущал я управляющего и тот, словно болванчик кивал. Нет, точно нужно проверить управляющего, не был таким Петр Герасимович, или так влияет получение мной титула «Государь-цесаревич»?
Петра Евреинова решил оставить в Москве, так как много дел уже есть и еще намечается в Первопрестольной и Петр более расторопный, чем Семен Абрамов. Вот этого товарища я послал под Вологду, где купил преизрядно землицы. Будет там Абрамов разводить коров. Вот что было первой статьей экспорта России в конце XIX-начале XX веков? Масло и сыры! Некогда я данному факту удивился, так как даже не металлы, лес, или что-то иное, а молочка. Только Англия закупала у России сыра чеддер более чем на 30 000 рублей. А производились всевозможные и голландские и пашехонские сыры и дорблю и фламбер. И лучшим маслом в мире считалось вологодское. Так что попробуем замахнуться и на такое дело, в крайнем случае, забить коров на мясо и по хорошей цене продать армии, можно всегда.
Посетив еще и военный городок голштинских гренадеров, столь неплохо показавших себя в битве при Барг-ап-Зоме, я отправился в Кремль, где решила остановиться Елизавета, и откуда стребовала нашего присутствия подле ее.
Москва. Кремль.
Вечер.
10 декабря 1747 года.
Елизавета Петровна проснулась в прекрасном распоряжении духа. Приятная погода — морозец, легкий снежок, ничего не болит — что еще нужно женщине, которая все чаще чувствует себя болезненной? Ах, да — приятная нега воспоминаний о ночных любовных играх.
Этой ночью Ваня был ненасытен, а главное, что Елизавету не мучали угрызения совести, потому как она узнала об интрижке венчаного мужа Алексея Разумовского. Ранее государыня либо не знала, ну, дворовые девки не в счёт, что Алеша изменяет, сейчас же и бывший фаворит демонстративно, якобы тайком, но, чтобы знал весь двор, завел интрижку. Ну и молодец, теперь квиты и можно и далее с легким сердцем волновать свое женское естество с Ваней Шуваловым.
— Елизавета Петровна, звать, кого помочь одеться, или станешь принимать в рубахе Бестужева и Белосельского? — спросила верная Марфа Шувалова у своей подруги.
— Марфуша, ты сегодня подле моей спальни? От чего это моя лучшая статс-дама дежурит, иных и не сыскать? — спросила государыня, рассматривая себя в зеркало.
— Так, Лиза, как в старые времена, али государыня не довольна? — Марфа позволила себе улыбнуться.
— Да, что ты, конечно не против, мы и так редко разговариваем, ты замужем за непоседой, я так же… покорена стрелами Амура, — Елизавета подошла и обняла свою верную подругу, прошедшую вместе с ней и огонь, и воду, и вот это испытание медными трубами. — Зови девок, не стану стращать Белосельского тельными рубахами, это канцлер уже привыкший.
Адмиралтейств-коллегия для государыни, возможно, была и самой малоинтересной из всех коллегий. Давал флот раз в год маневры то в Риге, или в Кронштадте и довольно. Красиво, грозно — флот есть и ладно. Но поставила на свою голову наследника поруководить Военной коллегией, и началось — Петр Федорович влез во все дела флота. Сам, с собственной мошны оплатил жалование флотским, строит новые корабли. Хоть назначай его и Президентом Адмиралтейств-коллегии, место которого пока свободно.
— Ваше Величество, позвольте выказать Вам восхищение, сегодня выглядите необычайно великолепно, — начал с порога осыпать лестью государыню Белосельский [Елизавета мало уделяла внимания флоту. Белосельский Михаил Андреевич был единственным, кто имел право говорить от Адмиралтейств-коллегии государыне, да и я нашел только два свидетельства таких докладов за промежуток времени в десять лет].