Через пять часов в каюту старшего картографа, несколько матросов, занесли и положили на койку обгоревшее тело. Человек был без сознания. Судовой врач забинтовал правую ногу, выше колена, зашил глубокую рану на животе и тоже забинтовал, обработал перекисью шрамы на лице, нанес мазь от воспаления и ушел.
Каждые пол часа появлялся санитар, щупал живот, проверял пульс, менял наволочку на подушке. Больной все время захаркивал ее кровью.
Второй помощник, вымытый, одетый в чистое, в сверкающих туфлях, с бархатной бабочкой на опухшей шее, как стемнело пришел справиться о здоровье картографа. Когда санитар вышел, Эрик принялся обшаривать карманы рваного кителя, что висел на спинке стула, перерыл одежду в шкафу, наконец, догадался заглянуть в тумбочку. Ключ был там.
Сейф открылся не сразу, замок заедал и громко щелкал, отчего помощник вздрагивал и оглядывался на койку. Наконец, маленькая дверца скрипнула, Эрик забрал нужные документы, на пороге остановился, взглянул на Константина, усмехнулся чуму-то и осторожно прикрыл за собой дверь. Мушито навсегда покинул каюту старшего картографа, и не только, через час он и тридцать матросов будут уже в пятнадцати милях от торговой шхуны "Цесариус"; их путешествие на север к безлюдным береям закончится через неделю. Они не пройдут и трети пути; шторм нагонит внезапно, погибнут все.
5
В пять утра Константин очнулся. Несколько минут бездумно рассматривал потолок, потом внимание отвлек скрип; больной кряхтя приподнялся на локтях и повернул голову к двери. Она чуть раскрыта, кто-то рассматривал его в щель.
Картограф хотел что-то сказать, но вместо этого раздался глухой кашель. Дверь отворилась, поспешно вошел матрос, за ним еще двое, последний прикрыл за собой, но не полностью, остановился возле, чтоб наблюдать за коридором.
Тот, что вошел первым остановился у койки, склонился над картографом, сказал тихо:
— Пора капитан. Все готово. Надо идти.
— Макс… — щурясь сказал Константин, заглядывая матросу за спину, — а кто там?
— Наши… Лем и Чирик. Пора капитан. Надо идти, — повторил он.
— Надо?.. Помоги встать.
— Вот так… ага… Давайте ногу сюда… Больно?
— Подай одежду.
Макс посмотрел по сторонам.
— Там, в шкафчике. И туфли внизу.
Константин еще не пришел в себя, и только глупо улыбался, когда его непослушные руки просовывали в рукава, а ноги в штанины; вяло хихикнул, когда на туфлях стали завязывать шнурки.
— Да брось ты… я сам…
— Это будет долго.
— Ну чего возишься, давай скорей, — прошептал Лем, — тот, что подглядывал в коридор.
Картограф вдруг насторожился.
— Макс, а отчего так тихо? Вы чего шушукаетесь?
— А чего зря шуметь? Мы всегда так… Мы народ не крикливый.
— Да.
— Капитан Рум, — сказал Чирик, — наверное, надо взять какие-то вещи? Документы там, карты какие-то, компас…
У картографа закружилась голова, его повело, пришлось снова лечь.
— Чирик, ты что-то спросил? Сейчас приду в себя… плохо соображаю.
— Я говорю, может, вещи какие взять, все равно пропадет, а так…
— Пропадет-пропадет. — Константин опять сел, посмотрел на матросов, но уже иначе; глаза стали осмысленными, злыми.
— А почему вы все здесь? Почему не внизу? А?.. Что с пятнадцатым? Держите или уже все?.. Макс!
— Пятнадцатый?
— Ну?!
Матросы стали переглядываться. Лем развел руками.
— Пятнадцатый? Капитан… какой пятнадцатый? Вы же приказали спускать шлюпки… Внизу никого… уже восемь часов… Мы Вас ждали, чтоб отплыть.
— Я приказал спускать шлюпки?
— Второй помощник, от Вашего имени…
— Этого не может быть, потому что я… — вдруг запнулся, в голове загудело, — потому, что…
"Вот оно!.. А вот это уже серьезно!.. А ну-ка выкрутись!.. А теперь, месье Рум, мы на тебя поглядим!.."
— Мушито?! — Константин вскочил. — Где он?!
— Отплыл… давно уже. Он и все наши.
Картограф сжал кулаки, скрипнул зубами. В каюте потемнело, тень большого облака, пестрого, цвета усыпанного пеплом мяса, поползла по шхуне, с палубы в воду, и дальше по пенному следу на многие, многие мили. Матросы опустили головы, им было страшно смотреть на своего капитана.
— Мы и подумать не могли, — тихо проговорил Макс. — Эрик сказал, что это ваш приказ. Чтоб не мешали, заменили всех на палубе: рулевого, вперед смотрящих, дежурных — всех. Спустили шлюпки, нагрузили.