— А как же остальные, Лем? Вы, всерьез поверили, что я брошу людей?! Вы меня что, день знаете? Здесь три сотни человек! Не от хорошей жизни они тут!.. Их дома ждут! Вот как вы обо мне думаете, если поверил этой гниде! Гребите-ка вы на своей шлюпке! — в сердцах крикнул картограф.
Помолчал, чуть успокоился, и уже без злости:
— Даю пять минут, больше — извините… Надо людей поднимать. Тушить, тушить… Ничего-ничего, еще не все потеряно… Дойдем. Я доведу этот корабль… Чего застыли? Проваливайте. Знать вас не хочу!
— Чем тушить?.. Насосы на третьем оставили…Скорей всего уже…
Константин вскочил, рванулся к двери, но ноги тут же подкосились, потерял сознание еще до того как стукнулся головой об дверной косяк.
5
Два дня как ушло солнце, погода быстро портилась. Ветер, порывистый холодный со свистом кидался на корабль, путался в канатах, трепал паруса, силился вырвать мачты и вдруг пропадал — на пол часа, на час становилось тихо, снизу накатывало тепло; палуба будто оживала, между бортов колыхалось легкое марево, рассеивались прозрачные фонтанчики, что тонкой струйкой пробивались сквозь невидимые щели.
Опять свистит, заскрипела палуба, хлоп, хлоп — вздулись паруса.
— Лови! Лови его!
— Да где ж его словишь! Улетел!
— Как птица, глядите! Как птица, месье Константин, скажите!!
Картограф как и все задрал лицо к небу; бланки, папки, и огромная карта, все, что еще несколько секунд назад мятой кучей громоздилось на столе, вдруг вспорхнуло, стремительно рванулось ввысь.
— Я принесу еще, — сказал учетчик, встал из-за стола.
Константин и бровью не повел, еще долго смотрел вверх, улыбался; губы шептали: лети, лети…
Только час назад картограф пришел в себя. Два дня без сознания, в бреду, в лихорадке — потный, опухший, заляпанный кровью, валился с койки, выл, полз куда-то, и почти добрался: маячило уж близко что-то холодное, пустое, но не умер, и в этот раз не умер.
Ему лучше; сам оделся, без посторонней помощи поднялся на палубу. Взгляда на нее хватило, чтобы понять: уже никто ничего не тушит, пустили на самотек, смерились. В два дня решилась судьба цесариуса — корабля гиганта, надежды и гордости торгового флота.
Еще в коридоре столкнулся с Максом и Лемом; матросы несли ему горячую воду и сменное постельное белье.
— А вы что здесь делаете? — строго спросил Константин. — Я же сказал, чтобы убирались к чертям.
— Капитан, — прозвучала в ответ, — мы не заслужили такой немилости. Мы никогда бы Вас не бросили, и…
— Не попадайтесь мне на глаза! — оборвал картограф. — У вас нет чести! Вы предали команду, корабль и своего капитана. Как вы могли?.. Вы перестали тушить… Вы бросили насосы… Столько усилий, столько жизней, и… А потом, еще и братьев своих же обворовали…
— Мы выполняли приказ!
— Убирайтесь. — Вяло отмахнулся и побрел наверх.
Суета, уговоры, приказы — все уже не к чему. Теперь тишины, пусть тихо будет. Сесть в мягкое, кулаки на стол, уткнуться в них подбородком, смотреть на воду, и все, больше ничего не надо.
Так и сделал. Но возле черты уже собираются, выстраивается очередь, справа зашелестел бумагами учетчик, слева бу-бу-бу…
Картограф поднял глаза.
— …да, месье Константин, и не смотрите так… я и сам их понимаю! Склады почти пустые. Ну что я дам? Дал сыр, кипятка с сухарями, и эти, как их… а они кричат: "Сыр кислый: есть нельзя! Нам, как полагается давай, а не то мы тебя!..", а я говорю: "Другие вон едят, и ничего!", а они: "Если и на обед отрава, мы тебя…"
— Не давать, — еле слышно сказал Константин.
— Что не давать?
— Сыр.
— А что остается? Им и вода не вода! Гнилая, говорят, химия, яд, про сульфаты какие-то рассказывают…
— И воду не давать.
— Так, а что ж им тогда?..
— Ничего.
— Как это? Возмущаться станут, и…
— Станут возмущаться — дадим. У вас все? Тогда свободны. Кто там? Подходите…
Константин повернулся к учетчику.
— Меняем курс. Приказ рулевому: Восемь румбов вправо.
— Как это? И куда же мы приплывем?.. месье Константин.
Картограф похлопал себя по карман.
— Не видели мою трубку?
— Там ведь и мелких островов нет…
— Чертова трубка… потерялась.
— Месье, куда мы плывем?
— У Вас были сигары, я помню.
Учетчик достал из кармана пачку сигарет, протянул картографу:
— Все, что есть.
Константин закурил, и тихо, безразличной интонацией:
— У нас день, если повезет — три. Дойдем до "холодного" течения, пересядем на плоты; через месяц-полтора вынесет на торговый путь. Авось не проскочим, авось подберут.
— Вы уже прикинули? Неужели без вариантов?
Константин опустил голову на руки, потерся лбом о костяшки пальцев, сказал:
— Шлюпок нет. Через час помощники старших, чтобы были у меня. Будем вскрывать пол на четвертом ярусе — доски нужны — плоты делать… Штук десять, может, больше… Не надо, не делайте так с лицом: на вас смотрят. Еще, в тридцатый отправьте добровольцев, там сигнальные ракеты. Надо достать.
От очереди отделился человек, подошел к столу, представился:
— Джозаф Гальский — второй помощник старшего угловика.
— Угу… Давно о вас не слышал. Хотите кого-то поставить в угол?
— Я вычисляю допустимый угол изгиба центральных мачт, при замене легких и тяжелых парусов.
— А… И что у вас? Ртутный угломер потеряли? — улыбаясь сказал картограф. — Доберемся до порта — купим новый.
— У нас такого не было, — сурово прозвучало в ответ. — Я вот по какому делу… Отдел прогнозируемой статистики требуют данные по трем шкаликам, а у нас и на один нет… Середина месяца — извините! И если разобраться — это они в нашем подчинении. Пусть они дают отчет по плановой симметрии, у самих метражная перспектива хромает; я возмущался — пока в себе, но хватит! Или решайте вопрос, или сейчас здесь будут все! Матросы меня не поняли, но крайне возмущены ситуацией и готовы поддержать! Сейчас начнется!..
— Не нагнетайте… тут хватает паникеров… Приплывем, разберемся…
— Ах так! У вас неприятности — я иду за матросами!.. — Гневно сверкнул глазами, уже разворачивался, но…
Константин меняясь в лице:
— Стоять!!! Ты ж гляди, насобачились зубы заговаривать! У меня на тебя семнадцать доносов! — Хлопнул ладонью по стопке папок. — Давно следим за тобой, и вижу не зря! Ты куда ртутные угломеры дел?! Продал? А? Что молчишь?.. Молчать! Молчать сказал! Слушай сюда! Сейчас, вот он. — Показал пальцем на раздувающего щеки учетчика. — Перепроверяет: поступали угломеры или ошибка. Понял — чем пахнет? Чтоб тише воды!.. Устроишь бучу — положу с пулей в башке вот тут — подле. Иди молись, скоро позовем!
Ушел. По бледному лицу и вспученным глазам, можно догадаться: слова картографа произвели на Гальского нужное впечатление.
— Какие еще ртутные угломеры? — не понял учетчик.
— Скажи лучше, какие еще шкалики?
— Это как раз я могу объяснить.
Константин иронично улыбнулся: — Не надо. Ну что там, подходите…
— Месье Константин, со следующей недели надо повысить заработную плату узловикам, потому что…
— Конечно-конечно!..
— У лаборантов отдела метеорологии расхождение в оценке расчетных констант, разбились на два лагеря — ругаются. Если можно, со следующего года…
— Всенепременно!
— А премия, работникам музея будет?
— Еще спрашиваете!..
— На прошлое построение, первыми пришли хранители ключей запасного корабельного архива, а их даже не отметили…
— Всем, всем грамоты. Приказ уже отдан.
— Из сорокового надо вынести краску. Во вторник надо менять в названии определитель. Боюсь, к тому времени сороковой сгорит, возникнет погибельная неразрешимость…
6