— Извини, — сказал Константин, приподнял ладонь. — Давай чуть погодим… Это важно, но… Уже пять, сейчас общее построение, мне надо идти, а потом…
— Потом? — обиженно проговорил капитан. — Значит, потом. Такие вот у тебя приоритеты. Пытаюсь тебя вытянуть из болота, и… Отмени построение. Я говорю о глобальном, о порядке…Что важнее?
Картограф встал.
— Эд, — сказал он тихо. — У нас с тобой несколько разное представление о порядке. Когда-то мы много спорили, но это ни к чему не привело… Каждый оставил за собой право на личное мнение, и поэтому…
— Когда-то, ты был капитаном! — перебил Женьо. — А сегодня ты старший картограф на моем судне! На моем судне! — ткнул себя пальцем в грудь. — Я капитан Цесариуса… пока еще… На этом корабле, личного мнения быть не может… даже у меня. Есть шаблонное руководство. Оно исключает ошибку, ибо существующие стандарты сводят на нет…
— Ну ладно… Мне правда пора.
— Мы не договорили.
— Эд, у нас всегда были сложные взаимоотношения, но была черта… была граница. Тут я, по ту сторону ты. Не думаю, что отношения улучшатся или станут хуже, скорее всего, лишний раз убедимся в том, что не способны влиять на мнения и поступки друг друга. Перейти черту — убить иллюзию, веру в собственную значительность. И еще… Мне всегда хотелось верить, что под маской шаблонного мировосприятия прячется живой неординарный ум. — Константин улыбнулся. — Не люблю разочаровываться.
Капитан рассердился; он быстро задышал и со словами: — Подожди минуту… мы не закончили, — вышел из комнаты. Скоро вернулся, в руках ножик с коротким лезвием и заготовка рыбки, той самой: акулы или парусника. Плюхнулся в кресло и с ужесточением принялся вырезать у рыбки спинной плавник.
"Значит акула".
— Вы анархист! Вы враг системы! Вы погубите корабль! Я только теперь начинаю понимать, к каким ужасным, чудовищным последствиям…
— Я зайду после…
Капитан обессилено бросил руки на колени.
— Погоди, — сказал картографу. — Хватит печатать! — крикнул в приоткрытую дверь. — Костя сядь.
— Ты не хочешь на построение, со мной пойти?
Ответом был удивленный насмешливый взгляд.
— Ты принес карты… зачем?
— Есть сомнения. Нужен совет. Острова не выходят из головы… Нет уже прежней уверенности…
— Ха-ха-ха, — добродушно рассмеялся капитан. — Дожились и до такого… Наш непрошибаемый Рум в чем-то неуверен.
— Хорошо, — сказал Константин. — Зря я это… Я зайду позже…
Капитан три раза стукнул костяшками пальцев по столу. В кладовке щелкнуло. Это сдвинулась каретка с бумагоопорным валиком. Меняют ленту, догадался картограф.
— Натан, у вас бессонница? — спросил он.
Послышался застенчивый кашель и угодливое: — Доброе утро месье Константин.
— Доброе-доброе…
— А совет вам только один, — снова перешел на официальные интонации капитан. — Разберитесь в своих отношениях с подчиненными. Штудируйте должностные инструкции. Особенно пятнадцатый-шестнадцатый тома.
— Закончил словами: — …и семи свидетелях. Тринадцатое августа, четыре часа пятьдесят семь минут.
А уже в четыре пятьдесят восемь сотни глаз следили, как вдоль бесконечных шеренг к капитанскому мостику, вколачивая твердые шаги в скрипучую палубу, торопился старший картограф и второе лицо торговой шхуны "Цесариус", Константин Рум.
"Неделя, всего неделя, и все противоречия позади. Но надо быть честным… предельно честным. А получится? Течение слабее чем думали, ветра почти нет: с такой скоростью и двух месяцев не хватит. Отсек выгорает за сутки. Надо сбить темп раза в три. Не реально. Нужен попутный ветер — обещают штиль. У нас есть двигатель, но… бахнет же, в щепы разнесет. Было ведь у других. Институт "промышленной альтернативы", конечно разобрался. Только вот наши механики — , как окликнешь, — вздрагивают. Что, из хорошего? — бактерия какая-то в питьевой воде. — Об этом не сейчас. Что еще? — барометры сбесились, — починим. Главное что? Поверить должны, вот что! Все равно доплывем, ни смотря ни на что. Вы со мной — орлы! А ну веселей, бравые! Нос по ветру — сыны удачи! — Только вот этого не надо: удача, орлы — не делай так. Этот пафос, теперь, не к чему. Не поверят, настроение не то".
Константин говорил больше получаса. Из слов стало ясно, что пожар только в нижнем ярусе и скорее всего дальше не распространится. Слава богу ветер попутный и по прогнозам: со дня на день усилится в разы. "Так что драим зубы, и спиливаем ногти — скоро порт!" — улыбаясь во всю, возвещал Константин.
На худой конец, есть двигатель, механизм новый, но надежный, и наши опытные механики, только и ждут приказа.
Порадовали своим открытием лаборанты. Для улучшения настроения и поднятия тонуса в воду будут добавлять йод и хлорку. Она станет нежно-зеленого цвета и со сладким запахом серы.
Приятной неожиданностью стало подтверждение теории профессора Броукнеля. Как оказалось: аномальное поведение компаса и барометра в этих широтах, событие прогнозируемое и зафиксировать его еще раз — большая удача — очередная победа государственной науки. "Электромагнитное благословение" — как назвал явление Рум — одна из лучших морских примет.
Много говорилось о самоотдаче, взаимовыручке, доверии. "Орлы! Сыны удачи! Боги моря!.." — металось над палубой. — "Время пришло! Все вместе! В один кулак!.."
Но сыны удачи, похоже перестали верить в своего родителя. Ни блеска в глазах, ни улыбок, ни радостных восклицаний.
Пора заканчивать. Пробежал взглядом по рядам, поднял руку:
— Помощник старшего оформителя здесь?
— Здесь, — послышалось издалека.
— Два шага.
Он стоял последним. Оформители низшая каста — бесправные, питались, спали хуже всех на корабле. За мизерное жалование покупали себе инструменты: кисти, валики, ведра, а по прибытии, все это сдавалось в корабельный музей. Помощник "старшего", отличался от подчиненных только цветом головного убора, у них назывался таблеткой, а в остальном такой же: перештопанный заляпанный краской костюм, стоптанные туфли, и многодневная небритость.
— Как зовут?! — спросил картограф.
— Александр Бец! Месье Константин.
— Да, помню. Александр Бец, как называется наш корабль, помните?!
— Цесариус, месье Константин.
— Ничего не забыл?
— Нет, месье Константин. Со вторника, согласно расписанию архивного зачета Цесариус Великий, переименован в Цесариус Гордый. Но с пяти до десяти утра каждого вторника, по вынуждению пятой поправки торговой ассоциации определитель в названии не упоминается.
— Все правильно, — согласился картограф. — Но у меня есть немножко дерзкое рационализаторское предложение: Мы не будем ждать десяти утра, чтоб проголосовать за новый определитель. Нам не помешает лишняя скорость. Беру на себя смелость… Приказываю учетчику архивного зачета внести в расписание: С четырнадцатого ноль восьмого! с пяти тридцати восьми! Цесариус Гордый переименовывается в Цесариус Стремительный.
— Но пятая поправка… — попытался спорить оформитель.
Константин улыбнулся.
— Командование накладывает вето на пятую поправку торговой ассоциации. Все необходимые документы, по прибытии, подпишем в исковом кабинете верховной канцелярии. Вот так вот! — крикнул весело. — Виват друзья!
По рядам прокатилось не дружное: Уррра! Ура!
5
Четырнадцатое, десять утра. Давно уже не было солнца — сегодня выглянуло. Возле рубки, в ее тени широкий заваленный папками и свертками карт, стол; тепло, и картограф приказал вынести из каюты прямо сюда, на палубу. Принимал с шести утра, и еще четыре просидит, до двух дня. В нескольких шагах от него, первый помощник корабельного учетчика; его обязанность вести запись распоряжений картографа, печатать приказы, подшивать копии в докладной журнал.
В десяти метрах, за белой чертой начиналась очередь: десять-пятнадцать человек, вырастала и до тридцати, меньше двух-трех не было никогда.