подобно крылу птицы. Внезапно издалека раздается смутный
чудовищный гул - может быть, это рев Минотавра,
смягченный далеким расстоянием, - и арфа Мемнона
смолкает. Тишина, затем несколько далеких пронзительных
звуков трубы. Снова тишина. Потом с южной стороны,
крадучись, появляется человек. Восхищенный и изумленный
этой загадкой ночи, он останавливается и замирает,
погруженный в созерцание, но грудь Сфинкса с ее
сокровищем скрыта от него огромным плечом истукана.
Человек. Слава тебе, Сфинкс! Юлий Цезарь приветствует тебя! Изгнанный
рождением на землю, я скитался по многим странам в поисках утраченного
мира, в поисках существ, подобных мне. Я видал стада и пастбища, людей
и города, но я не встретил другого Цезаря, ни стихии, родственной мне,
ни человека, близкого мне по духу, никого, кто бы мог довершить дела
моих дней и разрешить мои ночные думы. В этом маленьком подлунном мире,
о Сфинкс, я вознесен столь же высоко, как и ты в этой безбрежной
пустыне; но я скитаюсь, а ты сидишь неподвижен; я завоевываю, а ты
живешь в веках; я тружусь и изумляюсь, ты бодрствуешь и ждешь; я смотрю
вверх - и я ослеплен, смотрю вниз - и омрачаюсь, оглядываюсь кругом - и
недоумеваю, тогда как твои взор всегда, неизменно устремлен прямо, по
ту сторону мира, к далеким краям утраченной нами отчизны. Сфинкс, ты и
я - мы чужды породе людей, но не чужды друг другу: разве не о тебе, не
о твоей пустыне помнил я с тех пор, как появился на свет? Рим - это
мечта безумца; а здесь - моя действительность. В далеких краях, в
Галлии, в Британии, в Испании, в Фессалии, видел я звездные твои
светильники, подающие знаки о великих тайнах бессменному часовому
здесь, внизу, которого я нигде не мог , найти. И вот он, наконец,
здесь, этот часовой - образ неизменного и бессмертного в бытии моем,
безмолвный, полный дум, одинокий в серебряной пустыне. Сфинкс, Сфинкс!
Я поднимался ночью на вершины гор, прислушиваясь издалека к вкрадчивому
бегу ветров - наших незримых детей, о Сфинкс, взметающих в запретной
игре твои пески, лепечущих и смеющихся. Мой путь сюда - это путь рока,
ибо я тот, чей гений ты воплощаешь: полузверь, полуженщина, полубог, и
нет во мне ничего человеческого. Разгадал ли я твою загадку, Сфинкс? Девочка (проснувшись, осторожно выглядывает из своего убежища). Старичок! Цезарь (сильно вздрагивает и хватается за меч). Бессмертные боги! Девочка. Старичок, не убегай. Цезарь (совершенно ошеломленный). "Старичок, не убегай..." И это - Юлию
Цезарю! Девочка (настойчиво). Старичок! Цезарь. Сфинкс, ты забыл о своих столетиях. Я моложе тебя, хотя голос твой
голос ребенка. Девочка. Полезай скорей сюда, а то сейчас придут римляне и съедят тебя. Цезарь (бежит, огибая плечо Сфинкса, и видит девочку). Дитя у него на груди!
Божественное дитя! Девочка. Полезай скорей. Ты взберись по его боку, а потом ползи кругом. Цезарь (изумленный). Кто ты? Девочка. Я Клеопатра, царица Египта. Цезарь. Цыганская царица, ты хочешь сказать? Клеопатра. Ты не должен так непочтительно говорить со мной, а то Сфинкс
отдаст тебя римлянам, и они съедят тебя. Лезь сюда. Здесь очень уютно. Цезарь (про себя). Какой сон, какой дивный сон! Только бы не проснуться. Я
готов завоевать десять материков, чтобы доглядеть его до конца.
(Карабкается по туловищу Сфинкса и, обогнув правое плечо, появляется на
пьедестале.) Клеопатра. Осторожней! Вот так. Теперь садись. Вот тебе другая его лапа.
(Усаживается поудобней на левой лапе Сфинкса.) Он очень могущественный
и защитит нас. Только... (дрогнувшим, жалобным голосом) он не обращает
на меня никакого внимания и ничего мне не рассказывает. Я очень рада,
что ты пришел: мне было так скучно. А ты нигде здесь не видел Белого
Кота? Цезарь (усаживается на правую лапу; в крайнем удивлении). Ты, значит,
потеряла кошку? Клеопатра. Да, священного Белого Кота. Подумай, какой ужас! Я несла его
сюда, я хотела принести его в жертву Сфинксу, но только мы отошли от
города, его позвала черная кошка, и он вырвался у меня из рук и убежал.
А как ты думаешь, может быть эта черная кошка и есть моя
прапрапрабабушка? Цезарь (не сводя с нее изумленных глаз). Твоя прапрапрабабушка? Возможно. В
эту диковинную ночь я ничему не удивлюсь. Клеопатра. Да, я тоже так думаю. Прабабушка моей прабабушки была черной
кошкой от священного Белого Кота, а Нил сделал ее своей седьмой женой.
Вот потому у меня такие волнистые волосы. И мне всегда хочется делать
по-своему - все равно, хотят этого боги или нет. Потому что моя кровь
это воды Нила. Цезарь. А что ты тут делаешь так поздно? Ты живешь здесь? Клеопатра. Ну конечно нет. Я - царица. Я буду жить во дворце в Александрии,
когда убью своего брата, который меня прогнал оттуда. Когда я стану
совсем большая, я буду делать все, что хочу. Я буду кормить ядом моих
рабов и буду смотреть, как они корчатся. А Фтататиту я буду пугать, что
ее посадят в огненную печь. Цезарь. Гм... Ну, а сейчас почему ты не дома, не в постели? Клеопатра. Потому что сюда идут римляне, и они нас всех съедят. Ты ведь тоже
не дома и не в постели. Цезарь (с убеждением). Нет, я дома. Мой дом - палатка. И я сейчас крепко
сплю в своей палатке и вижу сон. Неужели ты думаешь, что ты существуешь
на самом деле, ты, сонное наважденье, маленькая немыслимая колдунья? Клеопатра (хихикая, доверчиво прижимается к нему). Ты смешной милый
старичок! Ты мне очень нравишься. Цезарь. Ах, ты мне портишь сон. Почему тебе не снится, что я молодой? Клеопатра. Я была бы очень рада, если бы ты был молодой. Только тогда я бы
тебя, наверно, боялась. Мне нравятся юноши, у которых круглые, сильные
руки. Но я боюсь их. А ты старый, худой и жилистый. Но у тебя приятный
голос; и я рада, что есть с кем поболтать, хотя ты, наверно, немножко
сумасшедший. Должно быть, это луна на тебя действует, что ты так глупо
разговариваешь сам с собой. Цезарь. Как? Ты слышала? Я возносил мольбы великому Сфинксу. Клеопатра. Да это вовсе не великий Сфинкс. Цезарь (в крайнем огорчении смотрит на истукана). Что? Клеопатра. Это милый, малюсенький, крохотный Сфинксик. Что ты! Великий
Сфинкс - он до того большой, что у него целый храм стоит между лапами.
А это мой дорогой Сфинксик. А скажи, как ты думаешь, у римлян есть
такие колдуны, которые могут нас колдовством унести отсюда? Цезарь. Что? Неужели ты боишься римлян? Клеопатра (совершенно серьезно). Ох, они нас съедят, если только поймают.
Они - варвары. Их вождя зовут Юлий Цезарь. У него отец - Тигр, а мать
Пылающая Гора. А нос у него, как хобот у слона.
Цезарь невольно трогает себя за нос.
У них у всех длинные носы, клыки слоновьи и маленькие хвостики. И семь
рук, и по сотне стрел в каждой; а едят они человечину. Цезарь. Хочешь, я покажу тебе настоящего римлянина? Клеопатра (испуганно). Нет, не пугай меня. Цезарь. Не все ли равно, ведь это только сон... Клеопатра (возбужденно). Нет, не сон, не сон. Вот смотри. (Вытаскивает
шпильку из волос и колет его несколько раз в руку.) Цезарь. Ай! Перестань! (Гневно.) Как ты смеешь! Клеопатра (оробев). Ты ведь говорил, что ты спишь. (Чуть не плача.) Я только
хотела доказать тебе... Цезарь (ласково). Ну, полно, полно, не плачь. Царицам нельзя плакать.
(Потирает уколотую руку и удивляется совершенно реальному ощущению
боли.) Что это, правда, наяву? (Ударяет рукой по истукану, чтобы
проверить себя. И ощущение оказывается настолько реальным, что он сбит
с толку и растерянно бормочет.) Да я... (В совершенном ужасе.) Нет,
немыслимо. Безумие, безумие! (Вне себя.) Скорее в лагерь, в лагерь!
(Вскакивает и собирается спрыгнуть на землю.) Клеопатра (в страхе цепляется за него и не пускает). Нет, не оставляй меня!
Нет, нет, нет, не уходи! Мне страшно, я боюсь римлян. Цезарь (волей-неволей убеждаясь, что он действительно не спит). Клеопатра,
ты хорошо видишь мое лицо? Клеопатра. Да. Оно такое белое в лунном свете. Цезарь. Ты уверена, что это только от луны оно кажется белее лица