— Наверно, какой-нибудь охотник! — сказала Корнелия.
— Какой, к черту, охотник посреди ночи? — справедливо заметил Жан. — Это невозможно!
В этот момент прозвучал второй выстрел и послышались крики.
Глава X
КАЙЕТТА
Господин Каскабель, Жан, Сандр и Клу мгновенно выскочили из фургона.
— Это оттуда. — Жан указывал на опушку леса вдоль границы.
— Тише, послушаем еще! — предложил господин Каскабель. Бесполезно. Ни звука, ни крика, ни выстрела.
— Кто-то случайно пальнул, что ли? — спросил Сандр.
— Нет, не случайно, — возразил Жан, — несомненно, то были крики отчаяния, там кто-то в опасности…
— Надо идти на помощь! — отозвалась добродетельная Корнелия.
— Да! Вперед, ребятишки, — приказал господин Каскабель. — Только вооружимся как следует!
Вряд ли это несчастный случай. Видимо, какой-то путешественник стал жертвой разбойного нападения. А потому стоило принять меры не только для помощи, но и для самозащиты.
В одно мгновение господин Каскабель и Жан подхватили ружья, а Сандр и Клу — револьверы, и все двинулись прочь от «Прекрасной Колесницы», оставив ее под охраной Корнелии и собак.
В течение пяти или шести минут они шли по опушке леса и время от времени останавливались, настороженно прислушиваясь; но ничто не нарушало более лесной тишины. Тем не менее никто не сомневался, что крик раздался отсюда, где-то совсем недалеко.
— Может быть, мы стали жертвами коллективной галлюцинации? — подумал вслух господин Каскабель.
— Нет, отец, — ответил Жан, — это невозможно… Вот! Слышишь?
Они четко различили вопль, но теперь уже не мужской голос, как в первый раз, а зов женщины или ребенка.
Сумерки сгустились как никогда, и в лесу уже в трех-четырех метрах не было видно ни зги. Клу хотел сбегать к фургону за фонарем; но господин Каскабель остановил его, сославшись на то, что тогда они превратятся в прекрасную мишень.
Крик повторился достаточно ясно, чтобы придерживаться нужного направления. Скорее всего он доносился не из глубины леса.
В самом деле, пять минут спустя господин Каскабель, Жан, Сандр и Клу подошли к опушке небольшой поляны… Двое мужчин лежали на земле. Женщина, стоявшая на коленях, поддерживала руками голову одного из них.
Именно ее вопли разносились по округе. Господин Каскабель, уже несколько поднаторевший в шинукском наречии, разобрал наконец, что она кричала:
— Сюда! Сюда! Уби-или!
Жан подошел к растерянной женщине, обагренной кровью из пробитой груди несчастного. Она судорожно пыталась вернуть его к жизни.
— Этот еще дышит! — сказал Жан.
— А другой? — поинтересовался господин Каскабель.
— Другой… Не знаю… — ответил Сандр.
Господин Каскабель приложил ухо к груди и руку к губам второго бедняги, но сердце не билось, а легкие уже покинул последний вздох.
— Он явно мертв!
Да, несчастный был сражен наповал пулей в висок.
Но кто же эта незнакомка, говорившая на индейском наречии? В темноте и под капюшоном, ниспадавшим на лоб, невозможно разглядеть, какого она возраста. Позднее они все узнают; она расскажет, как попала сюда, а также как произошло двойное убийство. А сейчас необходимо немедля отнести раненого на стоянку «Прекрасной Колесницы» и оказать возможную помощь. Что касается тела второго несчастного, то назавтра они вернутся и похоронят его.
Господин Каскабель и Жан взяли раненого под руки, а Сандр и Клу — под ноги.
— Идите за нами! — обернулись они к женщине.
Она без возражений пошла рядом, прикладывая какую-то тряпицу к кровоточившей груди раненого.
Пришлось двигаться медленно и осторожно. Бедняга весил немало, и следовало оберегать его от толчков. Господин Каскабель хотел принести раненого в свой лагерь живым, а не мертвым.
Наконец через двадцать минут все благополучно прибыли на место, никого больше не повстречав.
Корнелия и малышка Наполеона, беспокоясь, что тоже могут стать жертвами нападения, ожидали их в великом нетерпении.
— Быстрей, Корнелия, — крикнул господин Каскабель, — воду, чистое белье и все, что нужно, чтобы остановить кровотечение, не то этот бедолага отдаст концы!
— Хорошо, хорошо! — ответила Корнелия. — Ты же знаешь, я все сумею, Цезарь! Поменьше разговоров, я займусь больным!
В самом деле она кое-что смыслила в медицине, ибо выходила не одного раненого за годы странствий в стране ковбоев и индейцев.
Клу расстелил матрас для пострадавшего в первом отсеке, слегка приподнял голову подушкой. Теперь при свете лампы они разглядели лицо, побледневшее в предсмертной тоске, а также индианку, вставшую на колени у его изголовья.
Девушка оказалась совсем юной, на вид ей не больше пятнадцати — шестнадцати лет.
— Откуда ты, дитя? — спросила Корнелия.
— Это ее крики мы слышали, — пояснил Жан, — она находилась рядом с раненым.
Последний был человеком примерно сорока пяти лет, с поседевшей бородой и шевелюрой, крепко сложенный, роста выше среднего, с симпатичным лицом, волевой характер которого обнаруживался, несмотря на мертвенную бледность и прикрытые веками глаза. Время от времени с его уст срывался стон; но он не мог, конечно, произнести и слова, что позволило бы определить его национальность.
Когда незнакомца раздели до пояса, Корнелия увидела, что его грудь пробита ударом кинжала между третьим и четвертым ребрами. Смертельна ли такая рана? Это мог определить только врач. Но, без сомнений, положение очень серьезно.
Поскольку в данный момент консультации врача не предвиделось, приходилось надеяться на опыт Корнелии и на лекарства из походной аптечки.
Необходимо срочно остановить кровотечение, которое грозило повлечь скорую смерть. Время покажет, можно ли перевезти раненого в ближайшее селение. И на этот раз господину Каскабелю абсолютно безразлично, англосаксонским оно окажется или нет.
Тщательно промыв рану чистой водой, Корнелия приложила компресс, пропитанный арникой [94]. Она надеялась такой перевязкой остановить кровь, раненый и так слишком много ее потерял.
— Ну что, Корнелия, — спросил господин Каскабель, — чем еще ему помочь?
— Надо положить горемыку на нашу кровать, а я буду присматривать за ним и менять компрессы по мере надобности.
— Мы будем дежурить по очереди! — предложил Жан. — К тому же надо быть настороже! Разве можно спать спокойно, если где-то рядом бродят убийцы?
Господин Каскабель, Жан и Клу перенесли человека в последний отсек.
Корнелия осталась у изголовья, тщетно пытаясь уловить хоть слово, а господин Каскабель переводил с шинукского языка историю, рассказанную индианкой.
Она была коренной жительницей Аляски. В этой стране к северу и югу от великой реки Юкон, прорезающей Аляску с запада на восток, живет множество кочевых и оседлых племен: коюколи, основная и, наверное, самая дикая народность, затем ньюикаргуты, танана, каучадины, а также, ближе к устью реки, пастодики, хейваки, примски, меломуты и индгелеты [95].
К последнему народу и принадлежала юная индианка, которую звали Кайетта.
Кайетта лишилась отца, матери и вообще всех родственников. Индейские племена, к сожалению, часто вымирают не просто семьями, а практически целиком, так, что от них не остается и следа на земле Аляски.
Это произошло, например, и со срединным народом, обитавшим ранее к северу от Юкона.
Кайетта, оставшись круглой сиротой, решила податься на юг, в хорошо знакомые края, где ей много раз приходилось кочевать с родным племенем. В Ситке она рассчитывала поступить на службу к русскому чиновнику. По всей видимости, план вполне мог осуществиться благодаря ее честному, наивному лицу и располагающей внешности. Она была очень красива: чуть-чуть смуглая кожа, черные глаза с длинными ресницами и густые черные волосы под меховым капюшоном, обтягивающим голову.