В шесть часов утра, как и договаривались, к лагерю Каскабелей подошли два человека с тремя лошадьми, которых впрягли перед Вермутом и Гладиатором. «Прекрасная Колесница» начала подниматься по узкому ущелью с лесистыми склонами. К восьми часам на одном из поворотов за массивом Сьерры полностью скрылись чудесные просторы Калифорнии, покидаемой труппой не без некоторого сожаления.
На крепких лошадей фермера вполне можно было положиться. Что касается проводников, то они вызывали некоторые опасения.
Два здоровенных парня, метисы, наполовину индейцы, наполовину англичане. О! Если бы господин Каскабель знал об этом, то живо спровадил бы их восвояси!
В общем, Корнелии их лица казались недобрыми. Жан наравне с Клу разделял мнение своей матушки. Но господин Каскабель не падал духом. В конце концов, их только двое, и если они вздумают выкинуть какой-нибудь номер, то встретят достойное сопротивление.
Никаких неприятных встреч в Сьерре не предвиделось. Дороги в ту пору уже стали безопасными. Прошли времена, когда калифорнийские золотоискатели — те, которых называли «бродягами» и «буянами», объединялись со злодеями разных мастей, чтобы облегчить кошельки честных людей. Суд Линча[50] заставил их образумиться.
Тем не менее господин Каскабель, как человек осторожный, решил быть начеку.
Люди, нанятые на ферме, оказались искусными кучерами. День прошел без происшествий, и уже с одним этим стоило себя поздравить. Разбитое колесо, сломанная ось — и хозяева «Прекрасной Колесницы», без необходимых для ремонта инструментов, вдали от обитаемых мест, очутились бы в чрезвычайно затруднительном положении.
Первозданный пейзаж ущелья завораживал. Никакой растительности, кроме черных сосен и мха, покрывавшего ковром землю. Нагромождения гигантских скал высились по берегам бурлившего на дне пропасти притока реки Уолкер, впадавшего в озеро с тем же названием, особенно на поворотах. Вдалеке в облаках вырисовывался Касл-Пик, самая высокая из вершин, живописно очерчивавших хребет Сьерра-Невада[51].
В пять часов вечера, когда из глубин узкого ущелья начали подниматься тени, путникам предстояло преодолеть трудный перевал. Из-за невероятной крутизны подъема пришлось частично разгрузить повозку и временно оставить на дороге нижнюю корзину и большую часть предметов с крыши.
Все принялись за дело, и нужно признать, оба проводника выказали необыкновенное рвение. Господин Каскабель и его домочадцы несколько изменили свое первоначальное мнение о них. К тому же еще два дня — и будет достигнута вершина, впереди останется только спуск, и дополнительную упряжку можно вернуть на ферму.
Выбрав место ночлега, пока возчики возились с лошадьми, господин Каскабель с сыновьями и Клу вернулись за вещами и перетащили их к фургону.
День завершился обильным ужином, и мечталось только об отдыхе.
Господин Каскабель предложил проводникам ночевать в одном из отсеков «Прекрасной Колесницы»; но они отказались, уверяя, что им удобнее под деревьями, что они привыкли спать на свежем воздухе, завернувшись в толстые попоны. К тому же так легче сторожить лошадей хозяина.
Через несколько минут лагерь погрузился в глубокий сон.
С рассветом путники уже были на ногах.
Господин Каскабель, Жан и Клу первыми покинули «Прекрасную Колесницу» и направились туда, где накануне паслись Вермут и Гладиатор.
Оба оказались на месте; но три лошади фермера исчезли.
Вряд ли они могли уйти далеко. Жан кинулся к проводникам; но и людей уже не оказалось в лагере.
— Где же они? — удивился он.
— Наверняка, — ответил господин Каскабель, — ищут своих лошадей.
— Ay! Ау! — позвал Клу пронзительным голосом, который эхом отозвался высоко в горах.
Никакого ответа.
Господин Каскабель и Жан, пройдя немного по своим вчерашним следам, тоже закричали во всю мощь своих легких.
— Неужели нам не напрасно не понравились эти рожи? — воскликнул господин Каскабель.
— Почему они нас покинули? — спросил Жан.
— Должно быть, провернули какое-то нехорошее дельце!
— Но какое?
— Какое?… Стойте! Сейчас узнаем!
И он бегом припустил к «Прекрасной Колеснице». Жан и Клу поспешили за ним.
50
Суд Линча — самосуд, внесудебная расправа над подозреваемым без расследования; впервые применен в южных штатах США во время Войны за независимость по предложению плантатора Ч. Линча, откуда и название.