«Составили этот заговор главным образом двое: Марк Брут, по прозвищу Цепион, сын Брута, погибшего при диктатуре Суллы, перебежавший к Цезарю при Фарсале, и Гай Кассий, передавшийся Цезарю с триерами на Геллеспонте. Оба они были сторонники Помпея; к ним присоединился еще из наиболее близких Цезарю лиц Децим Брут Альбин. Все они пользовались у Цезаря почетом и доверием. Им он давал и самые значительные поручения: так, отправившись на войну в Африку, он передал им командование войском и управление Галлией: Трансальпийской — Дециму, Цизальпийской — Бруту».[115]
Цезарь же собирается в большой поход на Восток. До сих пор не наказана Парфия — богатое и сильное царство. Уже формируется большая армия, на три года вперед в Риме назначены магистраты, но сенаторов будоражит слух о том, что в Книгах Сивиллы якобы говорится, что парфян суждено покорить лишь римскому царю.
К этому времени заговорщики, в число которых входило шестьдесят сенаторов, уже созрел. И многие из них были, как Цезарь считал, его друзьями и сторонниками. Среди них особое место занимал Марк Брут.
Следует ли удивляться его участию в заговоре? Не будем забывать, что он был племянником Катона, а его мужественная смерть произвела на Брута большое впечатление. И кто знает, что происходило в его душе, когда он сравнивал строгий образ дяди с царскими замашками любовника своей матери? Кто-то знал, за какие ниточки нужно потянуть, и вскоре судейское возвышение, на котором Брут разбирал дела, было исписано надписями «Ты спишь, Брут», «Ты не Брут!» «Брут — ты подкуплен?» и еще в этом духе. Апелляция к великому предку — сильное средство для римлянина.
Был назначен день начала похода на Восток — 18 марта. Заговорщики знали, что Цезарь вернется лишь через несколько лет. А поскольку придет на заседание Сената 15 марта, то на этот день и было назначено убийство.
С точки зрения современной кудетологии — науки о заговорах, — их действия кажутся непродуманными. Во время длительной войны, да еще с таким могучим врагом, диктатор мог пасть в бою или скончаться от болезни. Можно было воспользоваться его отсутствием, взять власть в Риме и в провинциях. Но при всем обилии вариантов надо иметь в виду, что первая же крупная победа на Востоке сделала бы мятеж в Риме невозможным. Кроме того, убийство Цезаря должно было стать актом символическим, в духе древних республиканских традиций. Не предполагать же в самом деле, что заговорщиками манипулировали тайные агенты Парфянского царства, обеспокоенные планами Цезаря?
«За несколько дней до смерти Цезарь узнал, что табуны коней, которых он при переходе Рубикона посвятил богам и отпустил пастись на воле, без охраны, упорно отказываются от еды и проливают слезы. Затем, когда он приносил жертвы, гадатель Спуринна советовал ему остерегаться опасности, которая ждет его не поздней, чем в иды марта. Затем, уже накануне этого дня в курию Помпея влетела птичка королек с лавровой веточкой в клюве, преследуемая стаей разных птиц из ближней рощицы, и они ее растерзали. А в последнюю ночь перед убийством ему привиделось во сне, как он летает под облаками и потом как Юпитер пожимает ему десницу».[116]
От историка к историку знамения и предостережения обрастают деталями одна красочнее другой. Плутарх пишет о вспышках света на небе, ссылается на философа Страбона, который, в свою очередь, рассказывает о появлении множества огненных людей, куда-то несущихся. Рассказывали также, что у раба одного воина из руки извергалось сильное пламя — наблюдавшим казалось, что он горит, однако, когда пламя исчезло, раб оказался невредимым. Ну и напугавшее больше всего знамение: при совершении самим Цезарем жертвоприношения у жертвенного животного не было обнаружено сердца.
«Это было страшным предзнаменованием, так как нет в природе ни одного животного без сердца. Многие рассказывают также, что какой-то гадатель предсказал Цезарю, что в тот день месяца марта, который римляне называют идами, ему следует остерегаться большой опасности. Когда наступил этот день, Цезарь, отправляясь в сенат, поздоровался с предсказателем и шутя сказал ему: «А ведь мартовские иды наступили!», на что тот спокойно ответил: «Да, наступили, но не прошли!»[117]
Когда в заговор вовлечено большое количество людей, то неизбежно среди них найдутся доносчики. Цезаря неоднократно предупреждали о готовящемся покушении на его жизнь, но он, как правило, отмахивался от них. В довершение ко всему и на радость врагам, он отказывается от личной стражи. Он говорит, что не желает постоянно жить в страхе. Заговорщики же боятся, что их планы вот-вот рухнут. Вначале жена Цезаря, Кальпурния, увидела дурной сон, в котором рухнула крыша, и пытается отговорить мужа выходить из дома. Цезарь соглашается с ней: у него нормальные, ровные отношения с супругой, и присутствие Клеопатры в Риме не помеха семейным делам, к любовным не имеющим отношения. И он сообщает Сенату, что захворал.