После поражения римляне оправились не скоро, но выводы сделали быстро и провели военную реформу, разделив легионы на тридцать манипул, а каждую манипулу на две центурии, то есть сотни. Управлять и маневрировать таким войском стало эффективнее. И вовремя, потому что опять вторглись галлы, а к ним примкнули и самниты…
Римляне воевали со вчерашними союзниками и заключали союзы со вчерашними врагами, наделяли привилегиями друзей и жестоко карали врагов. Друзья и враги, повторюсь, могли меняться местами чуть ли не ежегодно. Такова политика. Другое дело, что Рим лучше всех на Италийском полуострове использовал непривычные для его противников методы ведения войны. Вот как это описывает современный историк Том Холланд: «Свойственная легионам комбинация эффективности и безжалостности являла собой качество, к которому были готовы немногие среди противников Рима. Когда римляне встречали сопротивление и были вынуждены брать город штурмом, в обычае их было убивать всякое встреченное живое существо. В мусоре, оставленном легионерами, отрубленные собачьи головы и объеденные кости домашних животных перемежались мертвыми человеческими телами. Римляне убивали, чтобы возбудить ужас, — не в припадке боевой ярости, но как дисциплинированные части отлаженной боевой машины. Отвага, проявленная ими на службе в легионе и рожденная гордостью за свой город и верой в его судьбу, была чувством, знакомым каждому гражданину. Нечто особенно смертоносное — а в глазах римлян славное — отличало их способ ведения войны».[14]
Есть о чем поразмыслить: конкурентность, состязательность, присущая римлянам, о чем писали и пишут историки древности и современности, в эпоху республиканского строя и без внутренних ограничителей (кроме как страха общественного порицания) позволили развиться не самым лучшим человеческим качествам. Многочисленные примеры, когда ради принципа легко жертвовали родными и близкими, хотя, надо и признать, также и собой, — образцы для будущих поколений манипуляторов. Для самореализации личности в условиях жесткого социального отсева порой возникают определенные благоприятные периоды. Однако трудно чем-то ограничить личность, единственным критерием для которой является успех любой ценой.
Но с другой стороны, именно римляне, преисполненные «гордостью за свой город и верой в его судьбу» дали образцы такого патриотизма, перед которым меркнет слава даже греков, которые, собственно, и создали это понятие. Вполне возможно, что именно свирепый римский патриотизм лежит в основе их побед: относительно новая общность, не имеющая исторических корней в Италии, компенсировала свою куцую историю бережным к ней отношением и болезненно воспринимала неуважение к ней.
Третья Самнитская война покончила с Самнитской федерацией. Рим окончательно покоряет Центральную Италию и обращают свой взор на Южную, которая в это время была обустроена греческими городами. Любопытно, что экспансия римлян, медленная и методичная, не выглядела столь эффективно, как завоевания Александра Македонского. Пока римляне безуспешно пытались вырваться из Кавдинского ущелья, Александр уже покорил все, что хотел покорить, и уже два года как покинул свою бренную плоть. Великий завоеватель после возвращения из Индии собирался двинуть свои непобедимые войска на Рим и Карфаген, дабы объединить все Средиземноморье в единое целое, но ранняя смерть помешала ему.
Римлянам повезло.
Пирр и его победы
Греческие полисы, плотно заселившие Южную Италию, представляли собой разрозненные поселения, все время грызущиеся друг с другом. О какой-либо долговременной и устойчивой системе взаимопомощи говорить не приходилось, хотя формально они были объединены в союз. И когда воинственное племя луканов напало на город Фурий, то жители его имели неосторожность обратиться к римлянам с просьбой о помощи. Каковая помощь была Римом охотно предоставлена. И как уже становилось традицией, после изгнания луканов в городе разместился сильный гарнизон. Исключительно для блага жителей Фурия, как, наверное, объясняли римляне горожанам. Отсюда Рим собирался продолжить свою экспансию на юг. Но не тут-то было!