Он не успел отправить послание, как с ранним визитом к Цезарю зашел дальний родственник, Децим Брут. Он не только высмеял гадателей, но и намекнул, что сенаторы вроде бы готовы согласиться на царскую корону, но чтобы он носил ее не на территории Италии, а в провинциях. Цезарь доверял родственнику настолько, что в своем завещании поставил его вторым по списку.
Как сообщают разные источники, Цезарю по пути к Сенату передают записку с именами заговорщиков, а также раскрывается план убийства. Но он не успевает прочитать ее, так как вокруг толпятся просители. Цезарь входит в Сенат…
«Он сел, и заговорщики окружили его, словно для приветствия. Тотчас Туллий Кимвр, взявший на себя первую роль, подошел к нему ближе, как будто с просьбой, и когда тот, отказываясь, сделал ему знак подождать, схватил его за тогу выше локтей. Цезарь кричит: «Это уже насилие!»(У Плутарха: «— Каска, негодяй, что ты делаешь?» — Э.Г.), и тут один Каска, размахнувшись сзади, наносит ему рану пониже горла. Цезарь хватает Каску за руку, прокалывает ее грифелем, пытается вскочить, но второй удар его останавливает. Когда же он увидел, что со всех сторон на него направлены обнаженные кинжалы, он накинул на голову тогу и левой рукой распустил ее складки ниже колен, чтобы пристойнее упасть укрытым до пят; и так он был поражен двадцатью тремя ударами, только при первом испустив не крик даже, а стон, — хотя некоторые и передают, что бросившемуся на него Марку Бруту он сказал: «И ты, дитя мое!» [118].
Впоследствии легенды донесут до нас слова Брута, который якобы провозгласил: «Sic semper tyrannis» — «Так всегда [следует поступать] с тиранами».
Сенаторы, не состоящие в заговоре, в страхе разбегаются. В городе начинается паника, лавки закрываются, люди прячутся по домам.
Заговорщиков на улице встречают не ликующие граждане, а пустые улицы.
На следующий день заговорщики выходят к толпе на форуме и Брут произносит речь, оправдывающую убийство. Народ безмолвствует.
Сенат пытается не допустить волнений и принимает компромиссное решение — объявить Цезаря умершим, назначить ему божеские почести, заговорщиков помиловать и распределить между ними провинции. При этом все законы, распоряжения и «кадровые назначения» Цезаря оставались в силе.
По завещанию Цезаря его главным наследником был назван внучатый племянник Гай Октавий. Марк Антоний тоже не ропщет, он успел наложить лапу на казну Цезаря. На радостях Антоний во время похорон Цезаря оглашает ту часть его завещания, где говорится о даре по триста денариев беднякам и ветеранам, а роскошные сады Цезаря в пригороде отдаются в народное пользование.
Тут до народа доходит, наконец, что было содеяно в Риме.
«Видя, как его труп, обезображенный ударами, несут через форум, толпы народа не сохранили спокойствия и порядка; они нагромоздили вокруг трупа скамейки, решетки и столы менял с форума, подожгли все это и таким образом предали труп сожжению. Затем одни, схватив горящие головни, бросились поджигать дом убийц Цезаря; другие побежали по всему городу в поисках заговорщиков, стараясь схватить их, чтобы разорвать на месте. Однако никого из заговорщиков найти не удалось, все надежно укрылись в домах». [119]
В общем, культура политического убийства со времен Ромула тоже деградировала, тогда сенаторы сработали чище.
Земная жизнь Гая Юлия Цезаря окончилась, когда ему было пятьдесят шесть лет. Вокруг Марка Антония постепенно собираются верные сторонники Цезаря, но в открытое противоборство с республиканцами они пока не вступают. Сын Помпея собрал войско в Испании и собирается идти на Италию. Снова повеяли ветры гражданской войны.
И тут восемнадцатилетний Гай Октавий прибывает в Рим из Аполлонии Иллирийской, требуя денег, положенных ему по завещанию Цезаря. Антоний отказывает молодому человеку. Тогда Октавий обращается к Цицерону. Любое ослабление Антония на пользу республиканцам, считает Цицерон, и проводит в Сенате постановление, в котором юноша признается приемным сыном и законным наследником и поэтому его имя теперь Гай Юлий Цезарь Октавиан.
Только через пятнадцать лет к его имени прибавят — Август.