44 — Убийство Цезаря.
Дмитрий Володихин
Сценарист аварийных романов
Эту книгу написал не историк.
Совсем не историк.
(Даже вот настолько, на вершочек, на дюйм, — и то не историк.)
Эдуард Вачаганович Геворкян известен как писатель-фантаст, яркий представитель так называемой «Четвертой волны».
Но это вовсе не значит, что правы те пустозвонные остроумцы, которые любят говорить: история-де сродни фантастике и даже является одним из ее направлений. Всё это глупости — говорю как человек, одновременно являющийся и профессиональным историком, и автором восьми фантастических романов. История и фантастика бесконечно далеки друг от друга, и два ремесла — историка и фантаста — требует совершенно разных навыков, нередко прямо противоположных друг другу.
Но зато обе эти сферы деятельности прочно связаны с идеологией. И если человек однажды пожелал всерьез сыграть на поле смыслов, которые способны изменить судьбы стран и народов, то ему по душе придется видение концепций, фактов и символов как огромной шахматной доски, — присущее в равной степени и настоящему фантасту, и настоящему историку…
Сделав такую книгу, писатель Геворкян, идеолог Геворкян стал немножечко историком Геворкяном.
Если бы для получения гордого звания «писатель-фантаст» понадобилось проходить специальную подготовку, то ее программу можно было бы составить по одному-единственному источнику. Биография Эдуарда Геворкяна сошла бы за образцовую шпаргалку. Что нужно современному фантасту? Если он практикует научную фантастику, то лучше всего иметь математическое или естественно-научное образование. Если он пишет фэнтези, то удобнее пользоваться благами каких-нибудь исторических, культурологических или религиоведческих штудий. Поскольку слово «фантаст» все еще приправляют словом «писатель», то пригодились бы и филологические навыки. Геворкян с каждой поляны сорвал по цветочку: два высших образования (во-первых, физик, а во-вторых, филолог) и довольно долгое сотрудничество с журналом «Наука и религия». Плюс Малеевский семинар за плечами: чего греха таить, добрая половина лучшего в современной российской фантастике родом оттуда.
По сути, идеальный набор для фантаста…
И он полжизни шел «основным фарватером» отечественной фантастики. А потом сошел с него, поднял иные штандарты и принялся бросать лот в извилистой дельте нашего времени. Ему понадобилась собственная лоция. Не идеальная, не соответствующая адмиралтейским портуланам, но честная и надежная.
Родился Геворкян в станице Харанор Читинской области в семье военнослужащих, участников Великой Отечественной войны. Шел 1947 год, память о войне — свежей некуда… Детство пришлось на стык сталинской эпохи и «оттепели», юность с «оттепелью» попрощалась и вошла в брежневский ампир. А советская империя оттуда, изнутри, из относительно благополучных 60–70-х выглядела хоть и неказисто с эстетической точки зрения, но весь надежно. Империя была в рабочем состоянии и производила впечатление серьезного агрегата.
Ещё в школе Эдуард Геворкян взялся за перо. Со второго класса писал стихи и пьесы для школьной самодеятельности. С младых ногтей любил фантастику. В детстве, когда вся семья приезжала на курорт в Сочи, мальчик не купался в море и не загорал на пляже. Он предпочитал сидеть в пустынном зале городской библиотеки и отыскивать в журналах «Техника молодёжи», «Знание — сила» разные фантастические рассказы. Эта «первая любовь» прошла с ним через всю жизнь — и когда будущий писатель учился на физическом факультете Ереванского университета, и когда осваивал вторую специальность на филологическом факультете МГУ (окончил в 1975 году), и когда работал лингвистом в разных НИИ, и когда сотрудничал в научно-популярном журнале «Наука и религия» (1986–1995), а также издательстве «Локид».
Фантастика стала его судьбой. Первый научно-фантастический рассказ — «Разговор на берегу» — вышел в 1973 году (газета «Ереванский университет»), а первое произведение в столичной прессе — рассказ «Храните фотографии любимых» — в 1977-м.
Сам Геворкян считает акматической и самой счастливой своей порой конец 70-х — середину 80-х. «Можно было сидеть на кухне, по ночам шлепать на разбитой пишущей машинке, знать, что это прочитают только твои друзья, но при этом чувствовать, что тебе все по плечу. Что ты все сможешь, а прежде всего сумеешь сказать человечеству заветные слова, от которых оно, возможно, изменится, станет лучше». [120]
120
Здесь и далее цитируется интервью, взятое Дмитрием Володихиным у Эдуарда Геворкяна 30 июля 2004 г.