Цезарь вышел на улицу и во всеуслышание объявил себя их соперником.
Катул, опасавшийся этого соперничества, послал предложить ему четыре миллиона, чтобы он отступился.
Цезарь пожал плечами.
— И что, по его мнению, мне делать с этими четырьмя миллионами? — сказал он. — Мне не хватает пятидесяти миллионов, чтобы свести мои долги к нулю.
Итак, по признанию самого Цезаря, в тридцать шесть лет он был должен пятьдесят миллионов!
Мы склонны полагать, что долг Цезаря исчислялся миллионами сестерциев, а не миллионами франков.
В таком случае, он должен был всего лишь двенадцать-тринадцать миллионов нашими деньгами.
Но это очень мало для Цезаря. Мне думается, следует выбрать нечто среднее.
Катул послал предложить ему шесть миллионов.
— Скажите Катулу, — ответил Цезарь, — что я рассчитываю потратить двенадцать миллионов, чтобы победить его.
Он употребил все остававшиеся у него возможности, опустошил кошельки всех своих друзей и пошел на выборы с двумя или тремя миллионами.
С его стороны это был ва-банк; к счастью, оставалась еще его популярность.
Решительный день наступил.
Мать Цезаря со слезами на глазах проводила сына до дверей.
На пороге он поцеловал ее на прощанье.
— О матушка! — сказал он ей. — Сегодня ты увидишь своего сына либо великим понтификом, либо изгнанником!
Битва была долгой и яростной.
В итоге Цезарь одержал триумфальную победу: у него было больше голосов в одних лишь трибах его соперников, Сервилия Исаврийского и Катула, чем те получили во всех остальных трибах вместе взятых.
Аристократическая партия потерпела поражение.
Возникал вопрос, как далеко может дойти Цезарь, пользуясь такой поддержкой народа?
И тогда Пизон, Катул и все те, кто состоял в их окружении, стали упрекать Цицерона за то, что он не нанес Цезарю сокрушительного удара в связи с заговором Катилины.
И в самом деле, пока Цезарь испытывал это безденежье, разразился заговор Катилины — одна из крупнейших катастроф в истории Рима, одно из важнейших событий в жизни Цезаря.
Поясним, какая обстановка царила в Риме в тот момент, когда Катилина сказал Цицерону свою знаменитую фразу, которая так верно подытоживала сложившееся положение:
— Я вижу в Республике голову без тела и тело без головы; этой головой буду я.
Тремя самыми значительными людьми того времени, помимо Цезаря, были Помпей, Красс и Цицерон.
Помпей, столь неточно названный Великим, был сын Помпея Страбона; он родился за сто шесть лет до Рождества Христова и, стало быть, был на шесть лет старше Цезаря.
Он начал делать себе имя и свою военную карьеру в гражданских войнах.
Будучи легатом Суллы, он разбил легатов Мария, вернул Цизальпинскую Галлию, покорил Сицилию, разгромил Домиция Агенобарба в Африке, убил Карбона на Коссире.
В двадцать три года он набрал три легиона, разгромил трех полководцев и возвратился к Сулле.
Сулла, полагавший необходимым сделать его своим другом, встал при его появлении и приветствовал его именем Великий.
Имя это закрепилось за ним.
«Фортуна — это женщина, — сказал Людовик XIV г-ну де Вильруа, потерпевшему перед этим поражение в Италии, — она любит молодых и терпеть не может стариков».
Фортуна любила Помпея, пока он был молод.
Когда Сулла умер, Рим повернулся в сторону Помпея.
Речь шла о том, чтобы покончить с тремя начавшимися войнами: Лепидовой войной, Серториевой войной и Спартаковой войной.
Лепидова война была просто игрой, поскольку Лепид никакого политического веса не имел.
Но далеко не так все обстояло с Серторием, бывшим легатом Мария, одним из четырех знаменитых одноглазых полководцев эпохи античности; тремя другими, как известно, были Филипп, Антигон и Ганнибал.
В молодости Серторий сражался против кимвров, находясь под начальством Цепиона, и, когда тот был разбит, Серторий вплавь пересек Рону — Rhodanus celer,[13] — не бросив при этом свой панцирь и щит.
Затем, когда Марий снова принял командование армией, Серторий, переодетый в кельтскую одежду, смешался с варварами, провел среди них три дня и вернулся рассказать Марию обо всем, что видел.
Он предвидел приход к власти Суллы и ушел в Испанию, где пользовался чрезвычайным уважением варваров. (За семьдесят лет до Рождества Христова римляне называли варваром всякого, кто не был римлянином, точно так же, как за четыреста лет до этого греки называли варваром всякого, кто не был греком.)