У Красса была соломенная шляпа, висевшая на гвозде в его прихожей; чрезвычайно любя беседовать с греком Александром, он, отправляясь за город, брал его с собой и одалживал ему эту шляпу, а по возвращении забирал ее обратно.
По поводу этой забавной истории Цицерон сказал о Крассе, причем с бо́льшим основанием, чем о Цезаре:
— Такой человек никогда не станет властелином мира.
Перейдем теперь к Цицерону, который короткое время был властелином мира, ибо короткое время был властелином Рима.
Происхождение его более чем темное; все вполне согласны, что его мать Гельвия была знатной женщиной, но, что касается его отца, никто толком не знает, каким ремеслом он занимался.
Наиболее распространенным является мнение, что великий оратор, родившийся в Арпине, на родине Мария, был сыном сукновала; другие утверждают, что его отец был огородником.
Кое у кого была мысль — возможно, он и сам вынашивал ее — включить в число его предков Тулла Аттия, царствовавшего над вольсками; но, по-видимому, ни друзья Цицерона, ни сам он на этом особенно не настаивали.
Он носил имя Марк Туллий Цицерон.
Марк — его личное имя, то есть имя, которое римляне обычно давали детям на седьмой день после рождения.
Туллий — его фамильное имя, которое на старой латыни означало «ручей».
Наконец, Цицерон — прозвище одного из его предков, имевшего на носу бородавку в форме горошины нута — «цицер» на латыни; отсюда Цицеро, или, на французский лад, Цицерон.
«Возможно также. — говорит Мидлтон, — что имя Цицерон происходит от какого-нибудь предка-огородника, славившегося умением выращивать горошек»?[14]
Это мнение камня на камне не оставляет от мнения Плутарха, который говорит:
«Должно быть, первый в роду, звавшийся Цицероном, был человек незаурядный, коль скоро его потомки сочли необходимым сохранить это прозвище».[15]
Во всяком случае, Цицерон никоим образом не хотел менять его, а своим друзьям, которые настаивали на этом, ссылаясь на нелепость данного прозвища, он отвечал:
— Ну уж нет! Я сохраню мое имя Цицерон и, надеюсь, сделаю его более прославленным, чем имена таких людей, как Скавры и Катулы!
Он сдержал слово.
Спросите ни с того ни с сего человека средней образованности, кто такие Скавры и Катулы, и он запнется, не зная, что вам ответить.
Спросите его, кто такой Цицерон, и он без запинки ответит вам: «Величайший оратор Древнего Рима, прозванный Цицероном, поскольку у него была горошина на носу».
Насчет дарования Цицерона он будет прав, однако ошибется насчет горошины, ибо не нос Цицерона, а нос его предка был украшен этим мясистым наростом.
К тому же, как видим, Мидлтон выступает против нута и заменяет его зеленым горошком.
Что же касается Цицерона, то он весьма дорожил своей горошиной.
Будучи квестором на Сицилии, он принес в дар богам серебряный сосуд, на котором распорядился написать два своих первых имени, Марк и Туллий, однако вместо третьего имени велел выгравировать горошину.
Вероятно, это первый из известных ребусов.
Цицерон родился за сто шесть лет до Рождества Христова, в третий день января; будучи ровесником Помпея, он, как и тот, был на шесть лет старше Цезаря.
Говорят, будто однажды его кормилице явился призрак и возвестил ей, что однажды этот ребенок станет оплотом Рима.
Вероятно, именно это видение придало ему столь великую уверенность в себе.
Будучи еще совсем ребенком, Цицерон сочинил небольшую поэму «Pontius Glaucus»;[16] однако он был весьма посредственным поэтом, как и почти все великие прозаики, в полную противоположность великим поэтам, которые почти всегда являются великолепными прозаиками.
По завершении школьных занятий он изучал красноречие, слушая Филона, а правоведение — под руководством Муция Сцеволы, опытного законника и влиятельнейшего среди сенаторов; затем он отправился на военную службу и под начальством Суллы участвовал в Марсийской войне, хотя и не отличался особой воинственностью.
Между тем свою адвокатскую карьеру он начал со смелого поступка, хотя это было проявлением гражданской смелости; не следует путать гражданскую смелость со смелостью военной.
Вольноотпущенник Суллы, Хрисогон, назначил к торгам имение одного гражданина, убитого диктатором, и сам же купил его всего за две тысячи драхм.