Мысль о том, что Сулла противится его триумфу лишь потому, что начинает его опасаться, усилила упрямое желание Помпея его получить.
И когда Сулла заявил ему, что если он будет упорствовать в своем желании добиться триумфа, то он, Сулла, выступит против этого триумфа, Помпей заявил Сулле прямо в лицо:
— Берегись, Сулла, ведь больше людей поклоняется восходящему солнцу, чем заходящему.
Сулла, как и Цезарь, был туговат на ухо: он не разобрал ответа Помпея.
— Что он сказал? — спросил диктатор у своих соседей.
Те, кто находился подле него, повторили ему слова Помпея.
— Ну что ж, если он так этого хочет, — ответил Сулла, — пусть празднует триумф!
Однако Сулла далеко не один возражал против этого потворства гордыне победителя Карбона, Домиция и Сертория.
И в сенате, и среди знати поднялся ропот.
Помпей услышал его.
— Ах так! — сказал он. — Что ж, я прошествую в триумфе не как мои предшественники, на колеснице, запряженной лошадьми, а на колеснице, запряженной слонами!
И действительно, во время своей кампании в Африке он заявил:
— Раз мы здесь, следует победить не только людей, но и диких зверей.
В итоге он устроил охоту и добыл немалое количество львов и слонов; кроме того, он получил более сорока слонов от покоренных им царей; так что для него не было ничего проще, чем впрячь четырех слонов в свою триумфальную колесницу.
Их и впрягли; но в тот момент, когда триумфальное шествие уже было готово вступить в Рим, оказалось, что ворота города чересчур узки.
Помпею пришлось отказаться от слонов и заменить их лошадьми.
Разумеется, невзирая на свой возраст — ему шел всего лишь сороковой год, — Помпей, будь у него такое стремление, был бы принят в сенат.
У римлян, если закон противостоял какому-либо их желанию и при этом они были достаточно влиятельны, чтобы осуществить это желание невзирая на закон, имелся хитроумнейший способ поступать вопреки этому закону: они на год приостанавливали его действие.
Это называлось сном закона.
Пока закон спал, честолюбие бодрствовало и делало все, что ему было угодно.
Стало быть, Помпей решил, что он доставит своей гордыне большее удовлетворение, если отпразднует триумф в качестве всего лишь полководца, еще не будучи сенатором.
И он отпраздновал триумф, оставаясь во всадническом сословии.
Однако Сулла не забыл, что Помпей получил триумф вопреки его воле, и, когда позднее Помпей сделал для другого то, чего он не пожелал сделать для себя, то есть добился для Лепида консулата, Сулла встретил его однажды на площади и резко заговорил с ним.
— Я вижу, молодой человек, — сказал он, — что ты кичишься своей победой; не правда ли, очень почетно и лестно добиться своим ходатайством перед народом, чтобы Катул, один из самых добропорядочных граждан Рима, был назначен консулом лишь вторым после Лепида, подлейшего из людей?… Впрочем, — добавил он с угрожающим жестом, — я предупреждаю тебя, чтобы ты не дремал и бдительно следил за своими делами, ибо ты сотворил себе врага куда более сильного, чем ты сам!
С этого дня Сулла полностью сбросил Помпея со счетов, причем до такой степени, что, когда Сулла умер и его завещание было вскрыто, там не только не оказалось никакого завещательного дара для Помпея, но не было даже ни одного упоминания о том, кому завещатель некогда пожаловал титул императора и прозвание «Великий».
Но Помпей, будучи истинным государственным мужем, не выказал ни малейшего огорчения по поводу такой забывчивости, и, когда Лепид и некоторые другие захотели воспрепятствовать не только похоронам Суллы на Марсовом поле, но и тому, чтобы они были устроены за счет государства, именно Помпей взял на себя руководство похоронной церемонией и воздал Сулле погребальные почести.
Более того.
Предсказание Суллы сбылось тотчас после его смерти, и, поскольку Лепид воспользовался положением, которое создал ему Помпей, для разжигания волнений в Риме, Помпей встал бок о бок с Катулом, представлявшим благонамеренную часть сената и народа, но пригодным скорее для гражданского руководства, чем для командования армией, и оказал ему помощь своим мечом.
Помощь эта была значительной.
Лепид при содействии Брута — отца того Брута, которому вместе с Кассием предстояло убить Цезаря, — захватил бо́льшую часть Италии и кусок Цизальпинской Галлии.
Помпей выступил против него, отвоевал у него бо́льшую часть городов, взял Брута в плен и, подобно тому, как он поступил прежде с Карбоном и Квинтом Валерием, убил его руками Геминия, не потрудившись даже предать его суду.