Робер Этьен
ЦЕЗАРЬ
ГЕНИЙ ВЛАСТИ — ВЛАСТЬ ОБРАЗА
Крупнейший современный историк древнего Рима, соотечественник автора настоящей книги Клод Николе имел все основания назвать однажды, используя понятие, введенное немецким философом Карлом Ясперсом, период перехода от Республики к Империи в Риме «осевым временем» всей римской истории. После выхода в 1939 году классической книги Рональда Сайма[1] много спорили о том, можно ли действительно считать эпоху I века до н. э. — начала I века н. э. «римской революцией», но никто и никогда не отрицал масштаба произошедших тогда перемен. Как и всякое переломное время, эти несколько десятилетий дали множество ярких исторических личностей, среди которых и главный герой книги Робера Этьена — Юлий Цезарь. И жизнь, и особенно смерть его решающим образом повлияли на весь ход римской истории.
Цезарь был убит в мартовские иды 44 года.[2] Свыше двух тысяч лет событие это хранится в памяти человечества, поражая кровавыми подробностями и интригуя вечной тайной скрытых и явных причин действия.
Смерть Цезаря стала историческим фактом, достоверно описанным событием. Наверное, это связано с исключительным единодушием многочисленных античных авторов, передающих рассказ об этом убийстве. Из той же традиции идет и осмысление этого преступления как героического тираноубийства, совершенного людьми, вдохновляемыми идеалами свободы и Республики.
И вместе с тем, как всякое важное историческое событие, смерть Цезаря нельзя толковать однозначно. Не случайно Р. Дж. Коллингвуд в «Идее истории», рассказывая о каплях крови Цезаря на полу курии Помпея, подчеркивает внутреннюю и внешнюю стороны события. По его мнению, внутренняя сторона может быть понята познанием мыслей того, кто предпринял действие, — в данном случае Брута и других заговорщиков.
Однако не все так просто. Чем руководствовались Брут, Кассий и их сообщники, достаточно хорошо известно, и далее об этом будет сказано. Но загадка убийства Цезаря лежит отнюдь не здесь. Оно связано с глубинными процессами истории, движущимися отдельными событиями, порой почти независимыми от них. В самом деле, разве не парадоксально, что именно смерть диктатора, задуманная и свершившаяся как открытое и демонстративное тираноубийство, заложила едва ли не самый прочный камень в основание грядущей Римской империи. Ибо чем же возвысился Гай Октавий, как не отмщением за приемного отца, «божественного Цезаря»! Став Августом, он отвел центральное место на своем Форуме храму Марса Мстителя, выстроенному по обету, который дал во время войны с убийцами Цезаря. Много ли найдется в истории примеров столь разительного расхождения между замыслом и результатом? Недолгой была и радость заговорщиков, быстро понявших, что тиран мертв, но тирания жива, а вместе с ней и неизбежность новых гражданских войн. В дальнейшем же убийство Цезаря стало иллюстрацией к спорам о предопределении свыше и свободе воли. Для средневековой мысли характерно воззрение на события истории как на реализацию воли Бога. И поэтому те, кто мог убить Цезаря, не в силах помешать падению Республики. Само убийство — новое и дополнительное обстоятельство, содействующее этому падению.
Может быть, весь драматизм мартовских ид, гипнотизировавший многих творцов, от У. Шекспира до Т. Уайльдера, как раз и заключен в очевидной разнонаправленности этого деяния: героическое тираноубийство лишь усугубило агонию Республики и приблизило окончательное упрочение монархии. Именно неотвратимость события в сочетании с парадоксально противоположными, но неизбежными последствиями и превратила убийство римского диктатора в один из узловых сюжетов мировой истории.
В античной традиции, повествующей об убийстве Гая Юлия Цезаря, царит поразительное единодушие как в описании фактов, так и в их оценках. Разночтения, которые могут быть объяснены расхождением взглядов авторов, живших в разные периоды, минимальны и практически не влияют на однозначный вердикт: после завершения гражданских войн и возвращения из Испании в сентябре 45 года Цезарь был удостоен невиданных прежде почестей, божественных и человеческих, но стал себя вести как тиран, за что и был справедливо убит. Такой взгляд на события разделяли и республиканцы из сенатской олигархии, организовавшие заговор, и отомстивший за Цезаря Август, который, усвоив этот кровавый «урок», не прочь был подчеркнуть различие между тиранией своего божественного отца и своей собственной «восстановленной республикой» (то есть установленной монархией). Поразительное согласие! Особенно если сопоставить его с чрезвычайно разнообразными взглядами современных историков на характер власти Цезаря, его политику и замыслы.