Во всей этой, почти театральной суете не хватало одной детали – рядом с пострадавшим обязательно должна была сейчас находиться боевая подруга. Она бы бросалась к «телу»: «Пустите меня!», кричала: «Что стоите, идиоты!» или «Осторожно, ему больно!», а потом доказывала бы врачам, что в больницу с раненым должна ехать именно она. Но Анастасия Игоревна на работу не вышла. Наверное, приказы о рабочих субботах её не касались, или в делах у бухгалтерии идеальный порядок. Мне было очень жаль, хотелось для себя поставить точку в этом вопросе и понять, наконец, какие у Анастасии отношения с директором.
Торчать в коридоре надоело. Я уже собралась было вернуться в отдел, когда кто-то робко озвучил версию о попытке самоубийства. Фантазёра быстро успокоили – убиться насмерть, прыгнув с высоты второго этажа, да ещё на травку, не так-то легко.
И с чего бы Павлу Андреевичу вдруг надоело жить? Даже если Анастасия всё-таки его бросила, или предстоящая комиссия обещала крупные неприятности, вряд ли он бы так с собой поступил, не тот человек. Не очень похож наш директор на чувствительную барышню или истеричного подростка.
Я вдруг замерла. А что, если директорский полёт – попытка не самоубийства, а… убийства? На газоне, куда он упал, ни камней, ни других твёрдых предметов не наблюдалось, а головой он вроде как ударился. Возможно, конечно, что во время падения зацепил за подоконник или оконную раму, но почему не допустить, что его сначала стукнули хорошенько, а потом выбросили?
И вот тут я увидела, что дверь в архив открыта. Точно помню, что когда мы проходили мимо, замочная скважина на архивной двери была опечатана. Не знаю, почему я это запомнила, наверное, зрительная память хорошая, черничный галстук же я вспомнила... Так вот, сейчас меня очень удивило, что в такой драматичный момент, когда все рабочие процессы безнадёжно сорваны, кому-то приспичило рыться в пыльных папках, а не переживать вместе с остальными. Нервы крепкие? Или это запоздалая попытка состряпать алиби?
Я заглянула в архив и чуть не ахнула: Толик! Это Толик так радикально надумал разрешить клубок проблем …
– Анатолий, ты с ума сошёл?! – прошипела я. Если вы попытаетесь закричать шёпотом, то шипение и выйдет. Толик только коротко глянул и продолжил заниматься своими делами. Какое наигранное спокойствие! Спина вон как напряжена. – По-другому никак не мог, да? Но тебя же вычислят! И посадят в тюрьму! – я продолжала взывать к разуму напряжённую Толикову спину. – А если директор умрёт? Тогда посадят надолго! Ты так уверен, что Ирма Главного не любит?
– Сестрёнкин, ты чего?
Я резко оглянулась – в дверях стоял изумленный Данька.
– Ничего! Стой там, а то он так и сбежит, ничего не объяснив.
Толик, наконец, оставил в покое пожелтевшую папку:
– К-катя, т-т-тебе надо выпить валерьянку, – он заикался сильнее обычного. – Ап-п-течка в шкафу Т-тамары Т-тимуровны.
– Это мне надо выпить валерьянку?! Это тебя пора пропустить через детектор лжи! Знал, что мы мучаемся, разбираемся с вашими чёртовогорочными тайнами, а молчал! А теперь вообще на преступление пошёл. Когда директор выпадал из окна, тебя в отделе не было!
– Одного м-меня не было, что ли? Дани т-тоже, и Гурамова...
Да, всё так. Ну и что, это ничего не значит!
– А где сейчас твой черничный галстук? – шипение вышло, надеюсь, ехидным – аргумент казался убийственным.
Толик удивлённо на меня посмотрел, потом поставил скоросшиватель на полку и собрался уходить:
– Данила, л-лучше вызвать т-такси, ей надо домой. Это реакция н-на стресс, – и направился к выходу.
Я бросилась за ним, чуть не плача от бессилия:
– Самый умный, да? Всех перехитрил? Тоже мне, Че Гевара! Данька, не выпускай! А то он ещё кого-нибудь пристукнет!
Толик судорожно вздохнул, снял очки, аккуратно опустил их в карман и посмотрел на растерянного Даню. Именно так наши очкарики в школе готовились к неизбежной драке.
Данька, который так ничего и не понял, отошёл в сторону, а я вслед уже уходящему Толику зло бросила:
– Трус! – он не отреагировал. – Трус, сбегающий в Саратов!
Трус Толик всё же обернулся:
– И в-вам советую. Ч-чёртова Горка н-не только на хантов плохо действует.
Больше всего мне сейчас хотелось остаться одной и пореветь. Зарекалась бросить своё глупое расследование, а сама… Только нервы треплю.