Выбрать главу

— Простите меня, — снова прервал учительницу Темирболот, — я все расскажу, но расскажу только вам.

Взглянув на Айкан, Жанаргюл заметила, что та готова заплакать от радости.

3

Жанаргюл и Темирболот до глубокой ночи просидели в комнате учительницы. Разговаривали они тихо, и Айкан не могла уловить ни одного слова. Она всю ночь не сомкнула глаз, размышляя, о чем они беседовали. Рассказал ли Темирболот, в чем состоит его «секрет»? Прекратятся ли, наконец, его дикие выходки?

Айкан надеялась все узнать утром от Жанаргюл, но учительница заторопилась в школу. Мать Темирболота знала — у Жанаргюл не было уроков по расписанию, но тем не менее не стала ее расспрашивать, а та разговора не заводила. К тому же рядом все время был Темирболот…

— Ты сегодня не ходи в школу, — сказала ему учительница, — оставайся дома, наруби дров. Если будет свободное время — повтори уроки.

— А если я отстану… — Темирболот не договорил, глубоко вздохнул.

— Послушайся моего совета, — снова заговорила учительница, — побудь сегодня дома. Так будет лучше.

Темирболот не понимал, почему так настойчиво советует ему Жанаргюл пропустить занятия. Не понимала этого и Айкан, хотелось ей догнать учительницу, расспросить обо всем, но Жанаргюл явно торопилась, да и Айкан надо уже было спешить на работу — перебирать семена в колхозном амбаре.

— Темиш, дорогой мой, я тоже иду… Чай стоит на плитке. Хлеб в шкафу. Если хочешь молока, то возьми в кринке кипяченое. Позавтракаешь, истопи печку в комнате Жанаргюл, наколи дров, готовь уроки, — четко и правильно сказала Айкан по-русски.

— Ладно, мама! — ответил Темирболот также на русском языке.

Айкан поглядела на сына и не смогла сдержать волнения: крепко его обняла, несколько раз поцеловала.

«Что с мамой сегодня? — размышлял Темирболот, когда остался один. — Каждый день пилила: „Темирболот, кончай свои проделки. Не приставай к ребятам, надоело мне слушать ругань, спокойно иди в школу и возвращайся, ни на кого не обращай внимания. Если даже к тебе мальчики станут привязываться, все равно никого не трогай…“ Почему она сегодня ничего не сказала? Почему она первый раз такая добрая? Ведь целых два года только и делала, что отчитывала меня. Неужели учительница передала ей все, что я рассказал по секрету? Не может быть. У них просто не было времени поговорить. Тут что-то другое… Спрошу, когда вернется с работы.

Эх, мама!.. Мама! Если бы ты знала, какие сплетни про тебя приходится мне выслушивать, как меня дразнят ребята, жить бы тебе не захотелось. А может, ты бы сама поколотила эту противную Калыйкан.

Прости меня, мама!.. Было время, я начал в тебе сомневаться. Чтобы выяснить, есть ли в клевете Калыйкан хоть доля правды, я следил за тобой два года. Если бы ее слова подтвердились, я бы тебя убил. Но ты, мама, чиста и честна! Теперь после разговора с Жанаргюл я уверился в этом! Ты чиста и бела, как это молоко. Спасибо тебе, мать!..»

— Когда стану взрослым, я никому не дам тебя в обиду, — последние слова, забывшись, Темирболот произнес вслух.

Жанаргюл в это утро очень рано вышла из дому — колхозные улицы были еще безлюдны. Кое-где затапливали печи, дымки, едва поднявшись из труб, льнули к земле, как бы склоняясь перед ветерком, веющим с горных вершин. Вокруг приятно пахло дымом от сожженных еловых дров, сухого тростника и соломы. Вдыхая этот знакомый запах аила, Жанаргюл с нежностью подумала, что сейчас во многих домах собирают детей в школу.

Из дворов доносились надтреснутые голоса — пожилые люди просыпаются рано; старики и старухи кормили скот. В утреннем морозном воздухе скрип снега разносился далеко — по соседней улице спешил куда-то пешеход. Собаки не лаяли. Они, видимо, рассудили так:, хватит того, что мы вас до утра сторожили. Теперь извольте следить за порядком сами.

Жанаргюл повернула к дому директора школы.

— Ну что ж, мой сын!.. Когда ты кончишь лить слезы и станешь человеком? Другие ребята первоклассники охотно ходят в школу, а ты каждое утро распускаешь нюни… Это все бабка! Все приговаривала: «Солнышко мое, кого мне еще, кроме тебя, ласкать и миловать!..» И вот как избаловала!.. Если у директора школы такой неслух, то что можно требовать от других детей? — ворчал Садыр Калмурзаев, сорокапятилетний низкорослый человек с коротко подстриженной черной бородкой.