Грех сказать, что настроение командира роты зависело исключительно от выпитого. Бывало орёт, с ума сходит и вдруг отеческая улыбка, всепрощение. Пути блужданий его сознания были неисповедимыми для нас только первое время. Путём проб и ошибок подбирали к нему ключики и в деле том в итоге изрядно преуспели. Судите сами.
Опоздала наша бригада к вечерней проверке. Честно опоздала, без дураков, не приехал дядя Яша и нас не предупредил заранее. Ждали мы его, а потом своим ходом двинули, а на Молодой Гвардии зависли на остановке. Не хотели водители бесплатной публикой места в автобусе занимать, не хотели везти нас к месту исполнения нашего гражданского долга. В роте нас встретил дневальный и передал приказ майора зайти в канцелярию. Зашли.
— Товарищ майор, бригада УПТК по вашему…
— К стенке, распиздяи! Смирно!!!
— Товарищ майор, нас не забрали с Кулиндорово…
— Молчать! Меня не интересуют ваши сказки, нах…
Мы выстроились в шеренгу под стеной в канцелярии. Майор встал перед нами, грозно всматриваясь снизу вверх в наши переносицы своими безумными глазами.
— Час назад на нас напали американцы. Вы знаете, что это война!? А вы теперь дезертиры!!! Смирно! Слушай мой приказ, — он понизил голос и медленно, как бы с сожалением, чеканя каждое слово, Левитаном объявил:
— По законам военного времени, властью данной мне коммунистической партией приказываю рядовой состав бригады повесить, сержанта Руденко расстрелять! Приговор привести в исполнение немедленно, — кнопка, звонок, снова крик, — Дежурный по роте!!!
В канцелярию вбежал наш родной Узик.
— Товарищ майор, дежурный по роте, сержант Аронов, по вашему приказанию прибыл!
— Дежурный, повесить дезертиров. Руденко расстреляю лично, утром.
— Вешалки все заняты, товарищ майор, там повара висят.
Нелегко сбить с толку офицера Советской армии. Недолго думая:
— Отконвоировать всех на губу, а утром привести приговор в исполнение. Всё! Точка! — и ладонью так по столу, с сожалением, хлоп!
— Товарищ майор, разрешите?
— Чего тебе Баранов?
— Дайте покурить напоследок. Угостите военных сигареткой.
Вмиг атмосфера в комнате изменилась. Белоконь, устало опустив плечи и свесив себе на грудь небритый подбородок, медленно пошёл и сел за стол, вытянул пачку сигарет, бросил её на приставной столик.
— Садитесь, сынки. Закуривайте.
Слово «сынки» он произносил не издевательски, а по-отечески нежно. Мы присели, закурили. Майор мудро обводит нас всех глазами.
— Ну, что там у вас произошло?
— До последнего ждали нашу машину. Она не приехала. Были вынуждены добираться своим ходом. Вот и опоздали.
— Я же за вас переживаю. Я же ваш батька здесь, нах, в армии.
— Отец родной… — из скромности Белоконь начавшуюся реплику Баранова перебивает:
— Вот хорошие вы хлопцы, но недисциплинированные.
— Мы больше не будем, товарищ майор.
— Да ладно вам. Ужинали?
— Никак нет, товарищ майор. Как приехали, сразу в роту, сразу к вам.
— Веди бригаду ужинать, Руденко. Скажи там, нах, этим ебарям, что я приказал накормить людей.
А то нас без его приказа не накормили бы. Вышли мы мирно из канцелярии и пошли есть свою жареную селёдку. Но опыт, как можно переключить майора, закрепили. Невинная просьба дать закурить смыкала в его голове необходимые проводочки и… — отец родной.
А то помню, как-то в ненавистную субботу, вечером вызывает меня командир роты в канцелярию. Захожу и вижу, он там Райнова распекает.
— …ты, Райнов, ваще на службу, нах, болт забил… — увидев меня, не дал и слова сказать.
— Руденко, почему этот гандон, нах, всё время в парадке ошивается?
— Так он же экспедитор, товарищ майор.
— Какой такой экс-педитор? Не педитор он у тебя, а пидорас!
— Ему по работе положено.
— На его положено мой хуй наложено! Нах ему парадка?
— Так он же по заводам, по складам, по всей Одессе ездит и стройматериалы заказывает. Он только в парадной форме одежды может перемещаться по городу, а иначе патруль подгребёт.
— Райнов, блядь, ты же одессит?
— Так точно, товарищ майор.
— Каждый день, нах, мамкин борщ хаваешь?
— Никак нет, товарищ майор.
— Ага, заливай больше. Руденко, слушай мою команду: одесситов к ёбаной матери из педиторов. Пусть, суки, лопатами, как все, машут. От жиды… блядь!
И тут Райнов, нельзя сказать чтобы к месту, глядя на стол майора, спрашивает:
— А вы, товарищ майор что, в шахматы играете?
— Играю, — тембр голоса сразу стал котенкообразным, многоумная улыбка, хитро прищуренный глаз, — а ты что поиграть со мной хочешь?