— Ты куда, бурый?
— Туда.
— В одни руки не больше литра!
— А я не сам, — спокойно.
— А то мы не знаем, что ты сам не бегаешь. Входи давай.
Толпа снова зашумела.
Пиво было теплым, но вобла была просто потрясающей.
Отдых складывался, мягко говоря, плохонько. Время было крайне бедное. Никакой столовой на базе не было. Бензин в страшном дефиците, 20 литров помогли купить знакомые. Эти двадцать литров мы экономили, как могли, выезжая только за овощами и картошкой. Только этим и питались. Взятые с собой консервы закончились в первые же дни. Бедная Лариса занималась обслуживанием нашего кагала в непрерывном режиме. До конца оплаченного срока оставалось ещё несколько дней, когда ночью к нам ворвались менты, бесцеремонно разбудили наших детей, светили им в лица фонариками, искали соседа, потом орали его жене:
— Утром сам пусть к нам явится, ему же лучше будет.
Сосед появился только к вечеру и сразу вызвал меня и Вовку на разговор:
— Здесь дело такое, парни, вам ноги надо рисовать и немедленно.
— А че стряслось? — я.
— С нашей базы «Волжану» увели.
— Ну и?!!
— Гандона этого менты поймали почти сразу. Он никто и звать его никак. Его попрессовали, он и подписался, что это я его навел. Меня сегодня менты крутили, но они же знают, что меня на такой пурге не проявить. Вот к вечеру и придумали вариант, что это вы, киевские, залетные, мол, мне такой заказ подогнали.
— Мы же не при делах.
— Им какая разница? Гена, Вовка, вы наших ментов не знаете. Беспредел. Ломать вас будут. Они же как прикидывают: исполнитель на меня показал, если и заказчик покажет, у них все срастется. Вы им не интересны, а меня опять упрятать — они спят и видят. Не любят меня. А вы боком можете сильно пострадать.
— И что нам делать?
— Ноги в руки и вперед. Они, падлы, под утро заявятся.
Ночью мы уехали. От света встречных машин шарахались. Только с рассветом, уже на харьковской трассе немного успокоились и я чуть не убил всех, заснув за рулем. Спасло то, что Лариса, случайно увидев мои закрытые глаза, закричала, а мне чудом удалось спросонья удержать машину на дороге. Переход от обгона очередной машины к глубокому сну произошел быстро и незаметно. Сказался «отходняк» от всех треволнений последних часов.
А что мы? Просто отдыхали рядом.
Лучше ходить параллельно. Параллельные, говорят, не пересекаются.
Май 1985 года
Чабанка
Долго наша часть прожила без начальника штаба. Нельзя сказать, что солдаты просыпались с вопросом на устах «доколе, мол?». Но вот однажды тёплым майским вечером, когда стояли на вечерней проверке на нашей аллейке, появился рядом со строем пузатый майор. Огромность фигуры подчёркивала просто кавалерийская через плечи портупея. Как подтяжки, портупея обрамляла огромный живот. В роте офицеров не было, старшина убрёл домой, проверку лениво вёл Узик. В густых сумерках незнакомая фигура появилась на правом фланге и там замерла, руки за спиной. Всё бы ничего, но в строю, как всегда, обдолбанных было больше, чем отмороженных.
— Баранов, — выкрикивает, ничего не замечающий Узик.
— Я!
— Хуй на! — голос из строя.
— Бельдыбеков, — Узик к комментариям привык и внимания на них не обращал.
— Я!
— Шкурка от хуя!
— Валобуев… Валобуев!
— Есть!
— Хочешь говна поесть?!
— Отставить!!! — гаркнула фигура и вплыла в поле зрения всей роты. — Что у вас здесь происходит, сержант?!
— Вечерняя проверка четвёртой роты, товарищ майор. Проверку ведёт военный строитель сержант Аронов.
— Я ваш новый начальник штаба майор Давид!
— Давид громко пердит, — тот же голос из строя.
— Что-о-о!!! Кто сказал? Выйти из строя!!!
Молчит строй, своих не выдаёт.
— Я сказал, выйти из строя! Что не ясно? — голос припадал на мягкое «л», не так сильно, как у Сапога, но национальность выдавал сразу.
— Предупреждаю, пострадает вся рота. Ну?
Молчим.
— Как вы ведёте проверку, сержант? Почему допускаете неуставные формы обращений? Когда здесь последний раз занимались строевой подготовкой? Почему в строю солдаты в незастёгнутых воротничках? Почему ремни болтаются на яйцах? Вы в армии или где?
— Или кто, — всё тот же проклятый голос.