А через несколько дней уже Давид вёл утренний развод. Гремел что-то по своему обыкновению о воинской дисциплине, об уставе, о строевой подготовке, когда увидел странную фигуру, бредущую через плац. Увидел и обмер, оборвав себя же на полуслове. И было от чего, мы сами обалдели. И дело было даже не в том, что это верх наглости ходить через плац во время общего построения батальона. Как выглядела эта фигура! Новенькая вельветовая тройка самого модного в то время цвета «кофе с молоком», коричневый батничек, солдатские тапочки на босу ногу, приветственные кивки знакомым. Элегантный как рояль, улыбающийся Аслан Гаджиев шли завтракать.
— Это что?!! — обескуражено спросил начальник штаба.
— Рядовой Гаджиев, каптёрщик первой роты, — браво выслужился капитан Адаменко.
Другие офицеры благоразумно промолчали.
— Что!? Рядовой!!?
Наверняка майор думал, что это шагает лицо гражданское, УНРовское. Но даже гражданскому лицу он был готов сделать замечание. А это был военнослужащий вверенного майору подразделения Советской армии!
— Солдат! Ко мне!!!
— Да пошёл ты! — незамедлительный и беззлобный ответ Аслана через плечо.
Давид разинул рот, лицо его начало приобретать цвет, который бывает у заката перед ветреным днем. В целях противопожарной безопасности капитан Царик потянул высокого майора за рукав и что-то зашептал тому в ухо. Майор крякнул, осунулся лицом, посерел, и продолжил развод батальона, неловко скомкав свою речь о неуклонном росте воинской дисциплины при социализме.
Марксисты-материалисты, мля. Служили мы все по разному.
Май 1985 года
Чабанка — Киев
Теплый одесский май. Настроение, как и погода, прекрасное. Работы много, но это тоже хорошо. Плохо, когда вагонов нет и надо делать вид, что мы очень перетруждаемся на Кулиндорово. Актёрствовать любил только Баранов. Когда он бывал у нас на станции, помощи от него в работе мы не ждали, но посмешить, спектакль устроить он мог. А уж если в то же время был и Райнов, вечный апологет Барашека, то концерт был обеспечен, места на первой койке надо было занимать с утра. Весёлые были деньки. Плохое не так не помнится.
Возвращаемся мы с работы вечерком, не поздно. Проходим через КПП, а перед штабом стоят Кривченко с Балакаловым. Так бы мы и пошли в казарму маленькой толпой, а теперь мне пришлось бригаду построить — по уставу больше двух военных человек могут перемещаться только строем. Пока ребята нехотя строились, до меня донеслось:
— О, Руденко! Пусть он едет. Он же киевлянин, — голос Балакалова.
— Руденко, ко мне давай! — крикнул Кривченко.
Я, соблюдая уставные условности, подбежал.
— Товарищ майор, …
— Глохни. Джафаров же из твоей роты?
— Так точно. Он сейчас в учебке.
— Выгнали его на хуй из учебки. Пришла телеграмма, надо забирать бойца.
— А чего он сам не может приехать?
— Боятся его самого отпускать, дёрнет куда-нибудь. Он же безбашенный. Езжай и забирай его.
— А где он?
— В Киеве.
— С тебя бутылка, — ухмыляется Балакалов.
— Так, сутки тебе туда, сутки побыть дома, сутки забрать Джафарова и сутки назад. Зайди в штаб и получи командировочное предписание.
Четверо суток это был конечно подарок замполита, на самом деле ночь туда, ночь обратно, максимум полдня забрать Джафарова, остальное моё. И очень кстати — у моей молодой жены скоро день рождения.
Джафарова я помнил хорошо. Был он с последнего призыва. Помню, захожу как-то в каптёрку, за столом сидит маленькое горбоносое чмо с глазами, как мячики для пинг-понга, а стол окружили мои друзья и стебутся над нерусским:
— Генка, ты только послушай. А ну, земеля, повтори, что ты нам говорил.
— Всэх рэзать будем, — со страшным акцентом произносит чмо.
— Кого всех?
— Одесситов, киев, это, блат.
— А почему?
— Борзие очень, — подумав.
— Всех?
— Э-э, всех, — совершенно серьёзно сожалеет Джафаров, сокрушенно качая головой и разводя в стороны руки.
Вот этого «мясника» мне и надо было забрать с учебки. Переодевшись в парадку, я сразу рванул на вокзал. Билетов не было, начинался сезон. На вокзале я встретил киевлянина Вовку Берёзова из нашей роты, он ехал в отпуск по договоренности со старшиной, как он мне сообщил. Тут-то я вспомнил, что не предупредил старшину о своем отъезде. Это могло создать мне нешуточные проблемы после возвращения.
У Берёзы билетов тоже не было. Поезд уже стоял на перроне. Пошли мы горемычные вдоль вагонов. Сжалился над нами мужик, проводник плацкартного вагона, впустил и денег не взял.