Как человек честный, в известных пределах, не могу похвастать, что в ту ночь дело у меня выгорело. Крепкий орешек была эта Ира. Мы барахтались, целовались, даже не вся одежда была на нас, но результат, практически, нулевой. Действительно, что тебе о звездах говорили, что цветы нюхали. В комнате уже как с полчаса закончилась музыка. Игорь был вынужден поставить совковый винил на свою убогую вертушку. Пора выходить. А дверь в спальню с таким, знаете, фигурным стеклом, а в коридоре очередные курцы. И мы с Иркой не имеем возможности включить свет, чтобы привести себя в порядок. Делаем это в темноте. Помогаем друг другу, осматриваем руками. Сделано. Торжественный вид восстановлен. Выход. Чинно, благородно, под ручку, продолжая якобы прерванную беседу о высоком.
В комнате Ира, как ни в чем не бывало, сразу уселась на диван, а я оказался спиной к публике, вправляя в магнитофон пленку с последним концертом АВВА. У ребят на столе тоже горят свечи, мне плохо видно, я прошу включить верхний свет. Включили. Пауза. Потом слышу за своей спиной робкое «хи-хи», продолжаю налаживать мудреную технику. «Хи-хи» превращается во всеобщее «ха-ха» и я понимаю, что, так как я единственный, кто не смеется, следовательно, это «ха-ха» надо мной. Оглядываюсь. Покрасневшая от гнева Ира и Паниковский идут на меня и выталкивают в коридор. Паниковский от смеха ничего не может сказать, а Ирка — руки в боки:
— Вот скажи мне, трудно жить на свете с такой головой?
— Ира, ты чего? С ума сдернулась?
— На себя посмотри, придурок! — она не выдержала и тоже рассмеялась.
Конечно, в первую очередь я ощупал то, что мужчина ощупает в таких строках в первую очередь — все было в порядке. Итак: черные штаны на мне и застегнуты, батничек на мне, жилеточка на все пять пуговиц, пиджачок по моде — на верхнюю пуговицу, даже чертов платок на положенном ему месте. Какие проблемы?!! Игорь одной рукой придавливает свой живот, а второй указывает мне ниже пояса. Я посмотрел. О Боже!!!
В те времена в моде были подтяжки. При моей фигуре они были без надобности, но красота требовала жертв. Я был в черной тройке, застегнутой, практически, на все пуговицы, но из под пиджака, из под жилетки, картинно обрамляя мои ноги, по бокам свисали белоснежные с красными звездами моднейшие подтяжки. Картинка с выставки!
А ребята, между прочим сразу расслабились. И пошла вода… И танцевали, и в бутылочку все вместе играли. Новый год удался!
В человеке все должно быть красиво. Нет?
Лето 1985 года
Чабанка (продолжение)
Мы допили очередной чайник бромбуса и я пошёл готовиться к большому сексу, которого в Советском Союзе, конечно, не было, но мы то об этом ещё тогда не знали. Голодное воображение рисовало красочные подробности сладостных утех с участием душа, сауны, бассейна и лежака.
Верность? А полтора чайника бромбуса вместо головы?!
Ждать долго не пришлось, буквально через пять минут после моего прихода Абрамянц привёл девочку. Девочка пребывала в состоянии пьянючести в дым. На даму она больше не походила. Красотой здесь и не пахло и, кстати, пахло прескверно. Я её начал раздевать и, ещё не доведя дело до конца, ужаснулся фигуре — широкая, плоская, ни груди, ни талии, ни задницы. Она даже не варнякала, она была в состоянии анабиоза. Я начал трезветь. Желания во мне значительно поубавилось. Но делать нечего — план, есть план. Поставил я её под холодный душ, потом отвёл в сауну, в надежде на возрождение хотя бы моих сексуальных влечений. Но в сауне её полностью развезло, я видел, что ещё немного и её начнёт тошнить. Не дай Бог на деревянный пол! С большим трудом я снёс это мясо вниз и бросил на кафельный пол под душ. Включил воду. Сам сел на лежак, закурил и закручинился. Полный облом, приподнятости организма как ни бывало!
В дверь постучали.
— Чего там?
— Геныч, ну ты скоро? — голос Кириченко.
— Скоро.
— Давай быстрей, сил нет.
Шаги удалились. Посмотрел я ещё раз на бездыханное тело, плюнул и начал одеваться. Не успел я полностью одеться, как Кириченко уже колотил в дверь непрерывно.
— Открывай, открывай! Я не могу уже!
— Гена, пожалюйста, открой побыстрее! — добавился к голосу Кириченко испуганный голос Тёмы.
— Сейчас, уже иду, сейчас.
Я с трудом поворачивал ключ в замке, так как дверь трещала под напором Кири. Наконец мне удалось открыть замок, дверь немедленно распахнулась, чуть не сбив меня с ног. Я прижался к стене, мимо промчался Кириченко, босиком без штанов в одной только расстегнутой гимнастерке.