Как в воду глядел — только мы успели в темноте, буквально на ощупь, собрать гильзы, как ночь снова была разрезана светом фар приближающегося автомобиля. Из очередного уазика не спеша, солидно вынул себя наш капитан Адаменко с повязкой дежурного по батальону.
— Э-э, как там тебя?
— Младший сержант Руденко, товарищ капитан.
— Ага. Чего у тебя тут стряслось? Мне тут из штаба округа звонили, — гордо.
— Часов в одиннадцать раздалась стрельба, вначале пистолетные одиночные выстрелы, а потом и автоматные очереди. Мы с Седым, виноват, с рядовым Голимбиевским, вооружившись топором и ломом, обошли вверенную нам территорию. Ничего подозрительного не заметили. Потом здесь был наряд, потом патруль краснопогонников. Вместе мы всё проверили, в том числе и автобазу, ничего не нашли. Всё спокойно.
— Дыхни!
Ну, естественно. Что ещё можно подумать? В стройбате всему одна причина. Я смело дыхнул прямо в его рожу, жаль, что у меня зубы без кариеса.
— Служите, сержант, — небрежно.
Уехал.
Утром я имел серьёзный разговор с Седым и Тёмой:
— Не дай Господи! Не дай Господи, кто-нибудь только вякнет кому-нибудь о том, что здесь действительно произошло… Седой, ну чего ты лыбишься, как параша?
— Гена, не кошмарь. Понято всё. Не дятлы.
— Тёма, ты въехал, в какое дерьмо мы, благодаря вам, чмырям, попали?
— Да. Поняль. Мольчу.
Вечером нас вызвали в часть, дознание вёл всё тот же Адаменко. Все мы отбомбили ему одинаковое, сплели кружева, как говорит Седой. А потом эту историю мы были вынуждены повторить перед всей ротой в курилке в присутствии Корнюша. Здесь уже история обросла кровавыми подробностями. Так как косвенных свидетелей происшествия было полно, наш с Седым поход с топором и ломом против роты вражеского морского десанта шпионов-автоматчиков представлялся реальным фактом. Нас посчитали психами, но психами смелыми, безбашенными, сорви-головами, что заслуживает всяческого уважения. Даже Корнюша взгляд потеплел, ему всегда нравились неординарные поступки и личности.
Герои, твою мать!
Эту же историю пришлось мне повторить ещё, на этот раз моему Петровичу. Вначале он молча меня слушал, потом достал бутылку водки, два стакана и впервые мне налил. Выпили по первой, закурили.
— Слушай, Служба…
— Петрович, меня Геной зовут.
— Лады. Гена, ты понимаешь, чего я к тебе так?
— Мне кажется, понимаю. Я тоже придурков не люблю. Я же до этого в бригаде УПТК работал. Пахал, как все, человеком себя чувствовал, бригадиром стал. Потом со старшиной сильно поссорился, он меня сюда сослал. Отомстил, сука.
— Что?! — Петрович удивился и задумался. Налил ещё по одной, — Со старшиной, говоришь, поссорился…
Мы выпили.
— Может быть, очень даже может быть, — всё так же задумчиво продолжал начальник созерцать столешницу.
— Что «может быть»?
— Слушай, здесь вот какой расклад получается. Место ночного сторожа УММ это место стукача старшины четвертой роты. Так уж повелось, что он свою наседку на это тёплое место садит. Уже не первый год. Мы привыкли.
— Так вы все всё это время думали, что я композитор[96]? — я был в шоке.
— А что мы должны были думать? Кто мог подумать, что ваш Корнюш тебя специально подставил?
— От сука изобретательная! Ну, Корнюш, молоток!
— Падла он, а не молоток. Нашел, кем восторгаться. Скажи спасибо, что наши парни тебя не отпиздили. Такие случаи уже были. Просто все твои сослуживцы, что у нас работают, за тебя горой были. Им спасибо скажи. Они хорошо о тебе думают. А мы не верили.
— Ага. Спасибо? Я тут два месяца, как хуй в проруби, один на льдине, во враждебном климате…
— Не держи зла. Разобрались уже. Давай ещё по одной.
С этого дня мне стало намного легче. На меня не шипели сквозь зубы, не обращались презрительно. Но все равно, очень хотелось назад, на Кулиндорово, в родное УПТК. Я был готов хоть каждый день сидеть в хоппере с цементом, но только вернуться. На УММ была полная вешалка. Скукотища. Жара и скука, сауна уже сидела в печёнках.
Начало августа. Приближался День строителя, праздник в стройбате почитаемый более, чем даже День Советской армии и Военно-Морского флота. Как-то, уж не помню по какому поводу, шёл я в роту. На территории части, сразу за КПП, нарвался на Корнюша. Неожиданно он поздоровался со мной по старому, как ни в чём не бывало:
— О, Геша, привет! Давно не виделись.
— Здравия желаю, товарищ прапорщик, — холодно, официально поздоровался я.
— Как ты там? — не замечая моей холодности, думая о чём-то своём и не ожидая моего ответа, спрашивает старшина. Мы пошагали к нашей роте вместе.