В конце августа Аслан Гадиев зашел к нам в каптерку. Мы с Войновским там находились вместе в это время:
— Э, привет.
— Здравствуй Аслан.
— Отпуск еду. Не могу себе штаны военный найти. У меня рота размер нет. Помоги, брат.
Обращался он ко мне — я в каптерке, лычки на погонах, значит я крутой. К тому времени в первой роте с лычками были уже только чеченцы.
Кто же откажет уважаемому человеку? Нашли мы ему штаны к парадке. Видели его ступни, когда он штаны примерял. Не дай Бог такое! Месиво из сухожилий и костей.
Аслан в отпуск!!! Заслужил, наверное. Непосильным трудом. А парадка ему с его-то вельветовым костюмом на кой? Не-по-ни-ма-ю! Всё, что касается службы Аслана в нашей части, не понимаю!
Плац, утренний развод. Замполит части появился в сопровождении двух девиц. Гул затих, все старались получше разглядеть в утреннем тумане эти две ходячие проблемки. Не проблемами они быть не могли, иначе чего им здесь делать?
— Всем водителям выйти из строя! — последовала команда майора Кривченко, — Построиться в одну шеренгу!
Ряды нашей роты заметно поредели, водители водились в основном у нас. Замполит пригласил этих, с позволения сказать, девочек пройтись вдоль строя. Стало понятным, что это опознание. Обе девицы одновременно показали пальцами на нашего Валеру Самотугу.
— Самотуга, на месте! Остальные, стать в строй! — замполит подождал пока ряды вновь заполнились и продолжил:
— Военный строитель, рядовой Самотуга, кру-у-гом! Посмотрите на этого ублюдка. Еще сегодня он стоял с вами в строю, а уже завтра он будет сидеть в тюрьме… до самого расстрела!
Строй напряженно молчал, шуткам не время.
— Такого у нас еще не было! Изнасилование! Этот подонок изнасиловал этих двух девочек.
— Что-о-о-о! Товарищ майор… — вскинулся Валерка…
— Молчать, животное! Прокурору будешь рассказывать. Прапорщик Корнюш, отконвоировать пока на нашу «губу» его.
— Есть! — громко, а мне шепнул, — Геша, давай за нами.
После развода я догнал прапорщика с Валеркой, шагающих к КПП. Валерка шел и оправдывался. Корнюш, казалось, слушал в полуха, у штаба только сказал:
— Я понял всё. Жди нас на КПП. Руденко за мной, к замполиту.
Мы зашли в штаб.
— Разрешите, товарищ майор?
— Входите. Ага, Корнюш и этот, как его, Плевако! Адвокаты, блядь! Если защищать пришли, то пошли на хуй! У меня у самого дочь и я ему обеспечу солнечный Магадан.
— Никак нет, товарищ майор, мы разобраться. Я, как командир и Руденко, как секретарь комсомольской организации.
— А Самотуга, что, сука, ещё и комсомолец? Этого только не хватало!
— Не в этом дело. Товарищ майор, скажите, что вам рассказали потерпевшие?
— Этот ваш Самотуга ехал, где-то там по полю, увидел девчат, остановил свою машину, напал и прямо в поле их изнасиловал.
Глаза майора горели праведным гневом, а старшина же спрашивал с подвохом, но в чём был этот подвох, уразуметь я пока не мог.
— В поле, значит, да?
— В поле. Ты куда клонишь, старшина?
— У меня есть несколько вопросов. А он их двоих сразу или по одной?
— …?
— А что делала вторая, когда он первую?.. А считается ли это групповым изнасилованием, когда один изнасиловал двоих?
До нас с майором дошло.
— От, бляди, объебать хотели! — уже с облегчением выдохнул Кривченко, — А ну, зови героя ко мне.
Мы с Корнюшем вышли, я не скрывал своего восторга.
— Здорово, товарищ прапорщик!
— Есть таки польза в чтении детективов!
— Я одно не пойму, зачем вы меня повели к замполиту?
— Мне свидетель был нужен.
— Свидетель чего? Вернее кому?
Корнюш только хитро посмотрел на меня. Вечером я уж постарался во всех красках расписать всем, как лихо старшина групповое изнасилование отмёл. Ничего, он заслужил. Разный он был.
В начале сентября, сбежал из части очередной наш салабон, меленький такой забитый молдаванин. И не то чтобы его сильно прессовали. Просто как-то там выяснилось, что у него сифилис. Как, откуда? Непонятно. Может он устыдился этого, а может забоялся, что бить будут, а может путь заражения, по его мнению, мы бы посчитали стрёмным и загнали бы его под шконку, как в путёвой хате, и это в лучшем случае. Не знаю. Но он убежал. Ума он был самого что ни на есть короткого, а поэтому было понятно, что убежал домой. Кстати, «убежал» говорили в нашей части, если солдата дней пять-семь не могли найти, так как просто отсутствовали много и регулярно. Если объявлять тревогу, после одного дня отсутствия бойца, то трибунал должен был бы жить в нашем батальоне, а офицеры бы в жизни не видели своего вожделенного очередного воинского звания. И кому это надо?