— Впервые об этом слышу.
— А стали ли вы вместе с подсудимым на воинский учет в городской комендатуре в день вашего прибытия в наш город?
— Нет.
— Сергей Иванович, вам надо объяснять, что происходит?
— Нет, не надо. Военные находятся в самовольной отлучке, — лицо инспектора растянулось в улыбке, которой бы позавидовал и Седой.
Фигура инспектора нависла надо мной, в его глазах я уже видел своё избитое тело, валяющееся в его ногах на допросе. Какой, однако, улыбчивый и доброжелательный город.
— Так принимайте меры к пресечению преступления.
— С удовольствием.
Инспектор выпрямился, улыбка стерлась с его лица, лицо приобрело государственно-озабоченное выражение, и он покинул зал заседаний. Я тоже встал и захромал вон из зала. На улице закурил, руки у меня тряслись. Ко мне подошли Камышан, Светка и несколько незнакомых мне пацанов.
— Слышь, сержант, чего тебе эта сука прокурорская со сыскарём впаривали?
— За мое выступление ущемить меня пытаются. Оказывается, Камышан, мы с тобой в самоволке находимся.
— С каких это дел?
— Да я и забыл, что мы должны были отметиться в комендатуре. Просто никто и никогда, по моему, этого не делает. И жить мы не имеем права у тебя на квартире. По всему выходит, мы в самоволке.
— А значит вне закона, — процедил один из парней и сплюнул.
— Плохо дело, сматываться тебе, сержант, надо срочно, — второй.
— Как же я смотаюсь, суд ещё не закончен.
— Ты чё деревянный? Какая тебе в жопу разница? Делу ты уже не поможешь. Тебе бы выжить, в натуре. Мы то нашего сыскного знаем, он стольким пацанам кости поломал. Уже вечером на очняке ты подпишешься, что малолетку уболтал на майдане и терпила тебя опознает.
— Да, на тебя они конкретно наедут. Сильно ты им насолил. Плохо это.
— Так, что же делать? — растерялся я.
— Срочно на вокзал и дуй в свою Одессу. Мы тебя проводим, прикроем на вокзале. У тебя в Одессе подписка[99] надёжная есть?
— Наверное. Полковник Зелёный, председатель Одесского трибунала.
— Ого! Нищак отмазка! Подходяще. Как приедешь, сразу к нему, расскажи обо всём на всякий случай.
— Как же ехать? У меня «дипломат» с вещами остался у Камышана дома, — поплыл я по течению.
— Так, Колено, ты на квартиру, Сеструха дай ему ключи. А мы на вокзал, Тюня вперед нас поедет, билет пробьет и ждать нас на перроне будет, чтобы ты там не рисовался своим портретом раньше времени. Если ты не вернёшься в зал суда, менты могут вокзал перекрыть. Надо успеть проскочить.
— А если поезда на Одессу сейчас нет?
— Слава Богу, почти каждые два часа что-нибудь идет в сторону Одессы.
— Ты это точняком знаешь?
— Уж он то знает о поездах и вокзалах всё, — заржали парни.
— Всё. По коням! Не хер время терять.
Попрощались мы наспех с Камышаном и рванули. Поберег я Светку, так и не спросил у Камышана — как это он статью свою первую забыл? На вокзале мне казалось, что каждый мент пасет мою фотографию. Как только люди в бегах живут?! Но обошлось, через час я уже лежал на верхней полке бокового места в плацкартном вагоне пассажирского поезда «Симферополь-Кишинев». Лежал спиной к проходу, как научили меня пацаны. Лежал и переживал все события, которые произошли со мной в Симферополе, а ещё больше события, которые могли со мной произойти, если бы не расторопность незнакомых мне парней. Заснуть мешала дикая боль в ноге. Нога пылала, как Лазо в паровозной топке. Дико, нестерпимо. Боль толчками пульсировала сквозь всё тело. Ну почему это случилось со мной именно сейчас?
Есть такая закономерность по жизни, что сильные, особенно длительные переживания, нервные дни будят спящие болезни. Наблюдал я такую закономерность не только за собой, но и за моими родственниками и друзьями. Но тогда я об этом подумал впервые. У меня начинался жар, так в полубред вместо сна я и провалился.
Ранним влажным утром поезд прибыл в Одессу. Чтобы затолкнуть распухшую мою культяпку в ботинок и речи не могло быть. Ботинок я втиснул в «дипломат», а сам, что делать, с одной босой ногой запрыгал на остановку автобуса, благо было не далеко. Вниз опустить ногу было невыносимо больно. О том, чтобы ехать к Зеленому босиком и речи не могло быть. Я поехал в часть. Дорога от автобусной остановки до ворот части заняла у меня не менее часа, несчастных двести метров я шёл час. В глазах темнело каждый раз, когда я должен был ступить на правую ногу, подолгу отдыхал на левой. На КПП меня подхватили под руки и я попросил ребят прежде всего отвести меня к замполиту. В штабе рассказал всё Кривченко, а потом меня отнесли в санчасть.