— От поц на льдине, урод! Он же мог слинять из под статьи при таком раскладе.
— Да ему похуй, он же не вальтует, он даун по жизни.
Даун, не даун, но с таким привеском, как кража, он избежал дисбата и полетел на свои три года белым лебедем в солнечную Вологду, поближе к родному дому.
Вообще начало весны было очень урожайным по части преступлений в четвертой роте. Вначале на свинарнике пропал один дед. Дедушки бегают редко, поэтому и говорю, что пропал. Свинари своего братана искали дня два втихую, а потом забили тревогу — знали, что дело тут не чисто. Когда его нашли, я был дежурным по роте, поэтому меня прихватили с собой в машину комбат с Балакаловым.
Со свинарника, за спиной Красного дома, спускалась канава в пересохший лиман — такая себе, практически, экологически чистая система канализации имени двадцатого века. По этой канаве спускали воду с нечистотами, когда мыли свинарники. Канава была не широкая и не глубокая, настолько, что с одной стороны канавы торчали сапоги, а с другой кисти рук нашего свинаря, а само тело было покрыто жижей.
Нас ждали, чтобы вынуть тело. Мне чернильно-фиолетовых кистей рук было достаточно, как будут вынимать тело, я смотреть не стал. Одно скажу, что Балакалов, который прошёл Афган, в машину садился цвета свежевыпавшего снега и комбат не шутил по своему обыкновению. Молча мы вернулись в часть.
Вообще наши командиры перетрухали изрядно — они то отмечали в журнале присутствие убиенного. Свинарник только числился за нашей ротой, но находился вдали от части. Конечно, дежурный по части должен был проверять наличие личного состава, но на свинарник офицеры ездили редко — воняет.
А через некоторое время суть случившегося стала достоянием общественности. Убитый со своими дружками насиловали сторожа-общевойсковика, пост которого располагался неподалеку свинарника. И делали это довольно регулярно. Как это началось, осталось для нас неизвестным, но только происходило уже не раз. А в тот вечер этот общевойсковик убежал от своих мучителей, ему вдогонку бросилась жертва, настигла того между свинарников, они оба упали в грязь, сторож случайно, как он утверждал, нащупал в месиве гаечный ключ. Удар, висок, труп. Испугавшись, он труп оттянул и сбросил в канаву. Земели, конечно, догадывались, что с исчезновением дело не чистое, но молчали, так как сами были соучастниками, очень мягко говоря, неуставных взаимоотношений.
Этого парня-убийцу мы видели. Его привозили на следственный эксперимент на свинарник, а потом под конвоем привели в нашу часть пообедать. Большой такой увалень с очень отсталым лицом. Дали ему, кстати, меньше чем насильникам, на которых он показал. Я потом спрашивал у полковника Зелёного, почему?
— Вы бы видели фотогхафии в деле! Они использовали его задницу, как пепельницу — вся в ожогах от сигагет. Изуиты, нелюди.
Всё, всё. Больше не буду. Больше никакой чернухи. Самому противно, …но, простите, это же было. Каким ластиком подтереть мне мою память?
А вскорости вляпался Юрка Карев. Хотя я так думаю, что сделал он это специально. С его-то опытом и так глупо влететь! Не знаю точно, я ему таких вопросов не задавал, хотя я же его и судил, но очень уж по-лоховски он попал. Дело в том, что после небольшого перерыва он опять оказался на командировке в третьей роте. Вот, должно быть, и не выдержал тамошнего беспредела. Юрка по пьянке украл у гражданских из прорабского вагончика маленький копеечный кассетный магнитофон. Пока вор отсыпался, магнитофон в его машине и нашли. Мелочь по масштабам нашей части, но делу, суки, дали ход. Судили Карева в нашей части. Я вновь был кивалой и на этот раз по собственной воле — хотелось мне хоть чем-то помочь. Председателем был хорошо мне известный скот капитан Зверинцев. Я уже знал, что он пытается понять, чего хочет подсудимый, чтобы сделать всё наоборот, ударить побольней.
Дело было ясным, пустяковым, конвой не лютовал — причин для этого не было. В перерыве Юрка сидел в курилке, а пара конвоиров стояли недалеко, на крыльце первой роты, где в ленкомнате и проходило, собственно, заседание трибунала. Я нагло, не спрашиваясь, подошёл к подсудимому и сел рядом. Конвой на меня не среагировал — я же был участником процесса, народным заседателем.
— Покурим?
— Покурим, если угостишь. Я, Геныч, пустой.
— Юрчик, как это ты в такой блуд попал? Дембель в маю — всё по хую? Не понимаю, ведь всего несколько месяцев до дембеля!
— Да заебало меня всё!
— А что, теперь легче будет?
— Пойду на тюрьму, домой как-бы. Не впервой. Судьба моя такая, — сам себя уговаривает, а в глазах серое небо.