— Только, Лариса, папа, мне надо вернуться назад, — бухнул я неожиданое.
— Что?!!
— Я в этой суматохе много чего не сделал, я не забрал свои вещи, книги, парадку.
— Ты, что с ума сошел?!! — всполошилась моя жена, — А Чернобыль? Мама в Балаклее с внучкой. Думаешь, ей там легко одной с её сердцем и с полуторагодовалым ребенком? А мне? Нет, и не думай. Мы только тебя ждали. Я сама не своя — как там Женька? Нет. Машина готова, завтра, послезавтра выезжаем в Балаклею.
Все мои надежды, остаться человеком своего слова, растаяли. Утром я проснулся в своей кровати ровно в шесть часов утра. Осмотрелся, сообразил, где я, попытался в душе нащупать какие-то особые ощущения — не нащупал. В голове всё было просто и ясно — вчера я перешел границу и теперь у меня старая жизнь, а этих двух лет… как будто и было это не со мной.
Из кухни уютно пахло растворимым индийским кофе из коричневой баночки.
И последнее отступление в качестве послесловия
Была осень того же 1986 года. Я давно уже умел водить машину, но прав водительских у меня не было. Надо было идти на курсы и сдавать на права. Это сейчас водительское удостоверение можно купить или получить в подарок ко дню рождения, а тогда с этим было строго. Даже зная все и умея водить машину, для того, чтобы сдать на права, надо было по-честному отходить на курсы. А перед курсами надо было получить все необходимые медицинские справки, в их число входила и обязательная для мужчин справка из военкомата.
В родных стенах военного комиссариата работала призывная комиссия. Всё было таким знакомым для меня, для ветерана призыва. В коридорах стояли, толкались, шутили мальчики в трусах. Им пока еще было смешно. Я быстро выяснил, что мне нужен врач по профилю моей статьи в военном билете. Это был невропатолог. Перед его кабинетом стояла наибольшая очередь. Но эта очередь в трусах безропотно расступилась передо мной — в моих глазах они вмиг разглядели дедушку Советской армии и свое будущее. Два года в стройбате не могли пройти незамечеными моей психикой. Мальчики хорошо чувствуют это — я вошел.
— Чего одетый?
За столом сидел молодой парень в очках, немногим старше меня.
— Мне справку водительскую.
— А чего ко мне?
— По профилю. Вот мой военный билет.
— Ты служил?
— Так точно.
— Посиди пока, я дело твое из архива принесу сам, тебе его на руки все равно не дадут.
Через три минуты он вернулся. Долго листал мою пухлую папку, причмокивал, присвистывал, хмурил брови. Я молчал. Армия научила меня ждать и не задавать лишних вопросов — надо будет, сам расскажет о своих звуковых сопровождениях этого, видимо, занимательного для него чтения.
— Ну ладно, пошли, — сказал он, очевидно, решив что-то, когда перевернул последнюю страницу.
— Куда?
— К председателю врачебной комиссии. Он же подписывает документы, не я.
— Пошли.
Мы одновременно зашли с ним в последний слева по коридору кабинет. Там обычно заседала сама комиссия, сидели председатель-военврач, медсестра-секретарша, представители военкомата и партийной общественности в лице какого-нибудь заслуженного персонального пенсионера. И в этот раз картинка ничем не отличалась от привычной, её дополняли несколько парней из числа призывников, ждущие своего приговора и оказавшиеся теперь за моей спиной. Мой лепила положил перед председателем папку.
— Что это? Почему одетый?
— Ему справка водительская нужна.
Председатель начал листать дело, по мере продвижения лицо его искривлялось в брезгливой ухмылке, не закончив и не поднимая на меня глаз, он произнес:
— Что, как папин автомобиль водить, так здоров, а как служить, так сразу сильно болен? Паразит.
За моей спиной раздались смешки, а медсестра, глядя на меня, оттопырила нижнюю губку.
— Виноват, товарищ подполковник медицинской службы, военный строитель старший сержант Руденко, — по уставу спокойно представился я.
— Ты, что служил? — очень удивился коновал.
— Так точно. В/ч 21050, Чабанский строительный батальон Одесского гарнизона. Вот мой военный билет.
— … мда …
Председатель, сразу заглянул в конец моего дела. Потом полистал талмуд под своей рукой, крякнул. Открыл ящик стола, вынул второй толстенный талмуд, полистал его, крякнул второй раз и поднял на нас глаза. Глаза его были уже совершенно иными.
— Выдайте ему справку, какую ему надо. Я все подпишу. У вас ко мне вопросы есть, товарищ старший сержант.