— Буду пахать, хочу пахать.
— А как же каптерка?
— Дайте мне Войновского в подмогу и мы будем вдвоем нормально все успевать.
— Ну, смотри! Не подставь меня с каптеркой.
В УПТК направили меня и Баранова. За Баранова вопрос решал комбат, а старшина за меня. Скорый приезд Ларисы помог удержать Корнюша носом в нужном направлении. Сразу после развода бригадир-сержант Алик Кимельдинов повел свое отделение в УНР. Там новеньких представили двум гражданским женщинам — нашим начальницам. Экспедиторы остались в УНР, а мы во главе с Аликом строем пошли на хоздвор, где нас ждал тентованный грузовик, влезли наверх и буквально через несколько минут я мог видеть гражданскую жизнь, правда она сильно тряслась, мелькала в глазах. На ухабах, из которых построена дорога в Одессе и Одесской области, невозможно было усидеть даже вцепившись двумя руками в деревянную скамейку под собой. Через двадцать минут мы уже проезжали поселок Котовского. Конец сезона, солнце, люди улыбаются, девчонки в мини-юбках. Я давно человеческих лиц не видел, то есть меня, конечно, окружали человеческие лица, но с особой военной печатью на не совсем чистом челе. Голова кружилась от самой возможности остановиться и купить, например, сигарет в ларьке, печенья, да чего только хочешь! Свобода!
После поселка едем вдоль трамвайной линии, по ходу слева вдали заводы, справа вначале поселок бомжей, а затем степь, долго, почти до поворота налево. После поворота справа огромный завод, а слева что-то за забором с колючкой поверх стен, слишком маленькое для зоны и слишком большое для районного КПЗ. ЛТП[58] строгого режима, как объяснил мне счастливый Войновский. Скоро мы остановились. Кругом заводы, трамвайные рельсы в круг — конечная остановка. На остановке небольшое здание и под его крылом рядом маленький вагончик. Здание оказалось диспетчерским пунктом ж/д станции Кулендорово, а вагончик был нашим. Состоял он из маленькой прихожей с печкой буржуйкой, за ней хранились разнокалиберные лопаты, тряпки, хлам, справа на стене обычный трёхлитровый наливной умывальник с соском и раковина под ним, дверь налево, дверь направо. За правой дверью комнатушка с письменным столом нашей гражданской начальницы, Людмилы Николаевны, а за левой — стол, тумбочка, два табурета и две солдатские койки — маленькая, тесная сторожка.
В то утро Людмила Николаевна приехала с нами на машине, только в кабине, естественно, а не в кузове. Мы с Барановым были представлены ей еще в УНР. Она первая взошла на две металлические ступеньки, мы вломились в вагончик за нею вслед и повернули налево. На койке сидел и курил круглолицый парень в новенькой рабочей одежде военного строителя, на его темном лице горел румянец, совершенно затравленный взгляд карих глаз выдавал в нем такого же салабона, как и мы. Алик сразу по хозяйски разлегся на второй койке, заняв ее всю. Нас приехало кроме него шесть человек: я, Войновский, Баранов, Райнов, Близнюк и кореец Юра Тё. Со сторожем и Аликом нас было 8 человек. Нам бы тоже было место, где сесть, но только если бы сел Алик. Алик был сильно не в настроении. Я и Баранов для него были просто личными врагами, с нами он только шипел, мы заняли место его друзей, земляков, он нас ненавидел.
— Алик, зайди ко мне! — женский голос.
— Гажийский, чай завари, сидишь как… — сквозь зубы процедил Алик через плечо, выходя из комнаты.
— Привет, пацаны, — только сейчас тихо поздоровался сторож, поднимаясь для того, чтобы включить электрочайник в розетку.
— Гена, Саня, знакомьтесь, это наш сторож Вова Гажийский, одессит, — представил нам Войновский затравленного парня, мы пожали друг другу руки.
— Хорош чаи распивать, уроды, на том свете напьетесь. Альминские блоки надо погрузить на машины, кран уже ждет. Пошли, — Алик не задержался, — Каски не забудьте, чушки задроченные.
Ругательства в наш адрес он не орал нам в уши, демонстрируя тем самым обычное рвение младшего командного состава, а сипел тихо, про себя, из чего было понятно, что это и есть его осознанная точка зрения.
Вовка достал несколько старых касок из под кровати, раздал, кому досталось, и мы вышли из вагончика. Ни сумасшедшая тряска в дороге, ни настроение бригадира, ни собачий взгляд сторожа не могли испортить моего приподнятого настроения. Даже тоскливый пейзаж вокруг не портил его. На самом деле, никакой станции, в пассажирском её понимании, здесь не было, просто был ж\д узел, из которого расходились ветки на все заводы вокруг. Если стать спиной к трамвайному кругу, к нашему вагончику, то за спиной одна пыльная автодорога уходит вправо, другая влево, вдоль дорог с обратной от нас стороны заборы множества заводов. То есть мы стоим внутри прямоугольного треугольника лицом к гипотенузе, за спиной катеты-дороги, а впереди степь, а в степи, в бурьянах выше человеческого роста рельсы, шпалы, рельсы. Несколько ж\д веток относятся к нашему УНР, между ветками где десять, а где и все сорок метров, эти площадки между рельсами и есть наш склад «во чистом поле», на котором, в основном, хранились бетонные плиты сборных домов.