— …Лора, ты посмотри, ведь ты тоже была здесь дважды! Слева был штаб, помнишь? В этом же здании казарма третьей роты и медпункт, справа — УНР, дальше налево — первая рота, направо — наша, четвертая. Справа за казармами плац, столовка с буфетом, кочегарка, склады, неработающая баня и нами уже достроенный клуб.
— Ген, поехали. Ребята ждут уже.
Ну ничего, сейчас Сашку встречу, ему расскажу, вот он удивится, не поверит. А завтра вместе с ним сюда приедем и навспоминаемся. Момента, когда я ему выложу эту новость, я ждал, так сказать, в предвкушении.
И вот после обмена положенными приветствиями, похлопываниями и поцелуями мы уже в ресторане, водочка и закусочка на столе, по первой… — и момент настал:
— …Саня, представляешь?!!!
— Да, ты что? — довольно равнодушно, и глаза, глаза опустели и даже стали злыми.
— Ты чего?
— Сейчас я так думаю, что у меня украли два года моей жизни.
А я не согласен!
1984 год
Киев
20 июня. Среда.
…предпоследний экзамен летней сессии четвертого курса физического факультета Киевского Государственного Университета…
21 июня. Четверг.
…моя свадьба с Ларисой…
22 июня. Пятница.
…последний экзамен на сессии…
25 июня. Понедельник.
«…прибыть к шести часам утра с вещами к зданию районного военного комиссариата»
— Вот это жизнь, пацаны! Бурлит, как смола в аду, — этими дурацкими словами слегка нервно я прощаюсь с друзьями раним июньским утром под райвоенкоматом. Сил прощаться с Ларисой нет, она все время плачет, а плакать ей нельзя — через полгода у нас будет ребенок.
Военкомат. Здесь еще все знакомое и родное. Я — ветеран призыва! Военком обещал таким как я выписать специальные медали. За спиной 12 призывов. Мне скоро 24 и на тринадцатый призыв меня таки, как тогда говорили, загребли. Старые спортивные травмы, позвоночник, мигрень и сотни медицинских комиссий — все позади, в этот год загребли всех подчистую. Ей-Богу, сам видел:
— Годен к строевой! — председатель городской комиссии.
— Как к строевой? У него же пальцев нет на правой руке! — захихикала медсестра.
— Стрелять может. Указательный же есть. А мастурбировать в армии по уставу можно и левой. Ха-ха-ха!
В очереди впереди меня, перед финальным длинным столом городской комиссии, в огромной комнате на ДВРЗ[11] стоял худющий парень. Я его уже знал, его звали Сережа и он был полностью больной на голову. Пару лет назад он циркуляркой наискосок отхватил себе пальцы на правой руке под таким углом, что указательный был цел, а мизинца вовсе не было. Сережа был добрый парень, но каждый, кто смотрел в его глаза, понимал, что Сережа безумен. И не нужны были результаты анализов со всех тех «дурок»[12], на которых он лежал. Даже сейчас, среди всех нас он выделялся огромным, совершенно сумасшедшим членом, а мы все были в трусах. Последним перед комиссией врачом в этой же комнате был хирург, он приказал снять трусы, а вместо приказа надеть трусы, он только сказал «следующий». Вот Сережа и смешит медсестер.
— Руденко… — недолго полистав толстую папку с моим личным делом, председатель выносит приговор — Годен к нестроевой! В стройбате попашешь, голубчик!
И вот я в последний раз перед родным военкоматом. Через, буквально, двадцать минут я буду уже лысым по дороге на ДВРЗ, а там лотерея — куда попаду? — и другая жизнь.
Что там страшное такое впереди? Сердце сжимается от предчувствий? Да нет, ничего подобного! Проза. Спать очень хочется, голова болит после вчерашнего и очень жалко, пронзительно жалко Лорку — мужа в солдаты, а ей теперь жить в одной квартире с почти незнакомыми людьми — моими родителями.
Друзья с Ларисой таки дождались под военкоматом, увидели меня в окне автобуса впервые в жизни лысым. Посмеялись и повели Лорку домой, там их ждал накрытый стол и они продолжали жить привычной жизнью. Мне стало неуютно.
Ну и что там действительно за углом?
Конец июня. 1984
Киев. ДВРЗ
Попал я в числе восемнадцати призывников в команду номер 20. «Двадцатка», ходят слухи, направляется в Одессу, в стройбат. В конце призыва все команды только странные и необычные для нормальной армии. В нашей команде все студенты, всех забрали после летней сессии. Слава Богу, что не попал в «сотку»! Уже здесь, на ДВРЗ мы узнали, что в «сотку» собирают отъявленное зычье со всего Киева, тех, кто не просто был судим и отделался условным сроком, но уже отсидел, кого менты на сборные пункты только на своих «лунаходах» привозили и под расписку сдавали военкомам, а потом ехали отмечать «День Освобождения» района всем своим отделением. И направляют «сотку» в Белгород-Днестровский стройбат, место, говорят, совершенно гиблое.
11
ДВРЗ — Дарницкий вагоноремонтный завод. По его имени назван был и микрорайон, стоящий на таком отшибе, что у водителей такси назывался Парижем, так надо было и говорить, садясь в машину, «мне