Я очень ясно помню один вечер, может быть где-то за месяц до смерти. Сделав отцу очередной укол, я принимал душ, когда на меня внезапно, казалось бы беспричинно, свалилась ужасающая мысль: нам всем снятся страшные сны и все мы знаем, какое это колоссальное облегчение проснуться, проснуться пусть даже в липком холодном поту, но осознать, что это был всего лишь только сон. Я представил себе состояние безнадежного больного, моего отца, когда он просыпается после светлого, радостного сна, где он молодой и здоровый занимался делом, приносящим ему огромное удовольствие, просыпается и вмиг возвращается в дикую, несправедливую и безысходную реальность. Возвращается в боль и в неотвратимость. Какой тяжести груз, камень прижимает его в этот момент?! Как ошеломило ясное понимание этого! Мне не стыдно — со мной была, наверное, истерика, чтобы не выдать себя рыданиями, я прокусил ладонь.
Какие же пустяковые другие страхи по отношению к этому, последнему.
Простите, пауза…
Лето 1984
Чабанка
Забыл я об одном важном военном эпизоде рассказать. Как-то ещё в самом начале службы вечером все деды были не в себе, кто бухой, а кто обкуренный до одури.
— Салабоны, сегодня, блядь, большой праздник называется он «Сто дней до приказа». Через сто дней выйдет приказ Министра обороны СССР и тогда вы станете молодыми, молодые станут черпаками, черпаки дедами, а мы, дедушки Советской Армии станем дембелями, то есть гражданскими лицами, случайно оказавшимися в армии. Отныне любой дедушка имеет право остановить салабона и спросить, а сколько осталось дней до приказа? И пиздец тому, кто не знает правильного ответа! На сколько дней салабон ошибется, столько ударов пряжкой по жопе получит.
— Салабоны, сколько дней до приказа?!
— Сто!!!
— Отбой! Время пошло! — улеглись.
— Салабоны, день прошел!
— Дембель стал на день короче, спи солдат, спокойной ночи… — хором, уже автоматически декламируем мы стишок до конца. Затем тишина. И вдруг:
— Салабоны, сколько дней до приказа?!
— Сто!
— Че-его?!! Подъем, суки! Подъем всем!
Мы повскакивали.
— Сколько дней до приказа?
— Сто!
— Мы же вам уже сказали, что день прошел!
— Девяносто девять!
— Поздно! Кругом! Наклониться! — все салабоны, под смех дедов и под свой собственный, получают по одному удару на орган приседания.
— Отбой!
— Деды, день прошел! — одинокий хрипловатый фальцет Алика Блувштейна.
Мы обомлели, откуда у тщедушного Алика такая наглость?
— Ну и хуй с ним! — со смехом ответил стройный хор дедов. Ясно, что это была заготовленная акция. В ту ночь казарма еще долго не спала, блюла традиции — в основном злоупотребляла алкогольными напитками кустарного производства.
К преддембельским традициям относился сантиметр. Простой портняжный сантиметр, который закройщики носят на плечах, а иногда и используют по назначению. Каждый уважающий себя дед покупал такой предмет и каждый вечер отрезал по сантиметру. Поэтому деды четко знали, сколько дней до приказа.
УНР начинало строительство нового дома, к нам пошли вагоны. Если раньше мы грузили плиты с площадки на машины, то теперь мы, разгружали вагоны на площадку. Работа была посложнее и поопасней. Плиты в вагоне были связаны толстой проволокой-катанкой, мы подставляли обрезок рельса и перебивали проволоку при помощи зубила и кувалды. Заточки зубила хватало на два, три вагона, а там маши кувалдой сколько влезет — только зазубрены оставляешь. Каждый из нас неоднократно промахивался или, вернее, попадал, но по собственным пальцам.
Когда кран плиту сдергивает с платформы, хочешь не хочешь, а спрыгнешь авансом. Если платформа стоит на высокой насыпи, а кругом в кюветах обломки бетона, торчит арматура, то простейшая операция «слез-залез» представляет собой маленький цирковой акробатический этюд. А если что-то пришло внутри полувагона, то в любом случае, после того, как застропил плиту, надо вылезть на борт и командовать оттуда. За день могли набегаться до мушек в глазах, еда то калорийностью не отличалась, если вообще была.