Но бригадир наш приободрился и стал больше времени проводить на площадке. Он четко следил, чтобы все деревянные прокладки, которыми были проложены плиты на вагонах, были собраны в конце рабочего дня и спрятаны в большой цистерне, которая валялась между путей. Порой это была настоящая деловая древесина, не только кругляк, но и ровненький брус, в худшем случае шалевка. Однажды, когда цистерна была уже наполовину полной, к нам приехали «купцы», Алик с ними пошептался, они подогнали «крокодил», длинномерный бортовой грузовик, мы погрузили в кузов эту неучтенку, «купцы» уехали, оставив нам несколько булькающих коричневых бумажных пакетов. Мы принесли все это в вагончик, но без приказа бригадира ничего не открывали. Наконец появился довольный Алик:
— Гулять вечером будем, а сейчас пошли похаваем на ДСК[60].
— Ура, пацаны, живем! — наш армейский обед в горло не лез, Вовка никогда не вымывал наши котелки, еда воняла и в самой солдатской столовой, но после термоса несло, как из канализации.
Мы пошли в столовую на соседний завод. Борщ, котлеты, компот…! Мечта Ниро Вульфа[61]!
Закончив работу к четырем, мы собрались в вагончике. Приказ был дан! В кульках оказалась копченая колбаса типа «одесская», хлеб, огромные помидоры, бутылка самогонки и три бутылки бормотухи сорта «портюша обыкновенная». Подзабытый вкус портвейна радовал обнищавший организм. Через полчаса все были во хмелю, было радостно и шумно.
— Так, пацаны, вот каждому по троячку, — Алик раздал каждому по три рубля.
— Спасибо! — не ожидали такой щедрости.
— Сейчас приедет дядя Яша, вы все шарашьте в часть, Руденко, а ты останься, нам с тобой еще на задание.
— Какое задание?
— Потом увидишь, а вы не спалитесь там в части, черти, короче, сегодня Монгол дежурным по батальону.
Через час мы с Аликом поехали на поселок Котовского, наша цель — женское общежитие какого-то завода. У нас с собой была бутылка вина, но мы ее выпили еще перед общежитием. Помню, мы куда-то ломились — нас не пускали, мы орали — нас не слышали, Алик кого-то искал — не находил. К моей радости его пыл быстро угас и мы уехали в часть. Пройти через КПП в нашем состоянии было бы полным безумием, Алик показал, в каком месте надо перелезть через забор, чтобы оказаться на крыше пристройки между нашей ротой и забором. Мы перелезли и легли на крыше, над нами звездное небо и зычный голос Монгола, проводящего вечернюю проверку на аллее:
— …Руденко!
— На Кулиндорово, — голос Войновского.
— Какого хуя он делает на Кулиндорово ночью?
— Сегодня много вагонов пришло, они с бригадиром остались плиты складировать. Сейчас, наверное, уже в дороге.
— Так я вам и поверил, пиздоболы! Плиты они вдвоем складируют… Савун!
— Я!
Кажись пронесло, молодцы пацаны, прикрыли нас.
Мы лежали, подложив руки под голову, смотрели на звездное небо.
— Если бы ты знал, как домой хочется, — шепчет Алик, как родному.
— А чего тебе? Всего-то пару месяцев осталось.
— Ну, не пару… Знаешь, в армии говорят «дембель в мае проебали, дембель будет в декабре». У нас же стройбат, отпустят только в декабре, ну в самом лучшем случае, в конце ноября, если по аккорду.
— Так ты же дедушка уже, чем не жизнь? А скоро, после приказа, вообще дембелем будешь, почти гражданский человек.
— Гражданский… — протягивает Алик, — пока ты в форме, всегда можешь в дэбэ загреметь.
— Какое дэбэ?
— В дисбат, короче, дисциплинарный батальон, слыхал?
— Слыхал конечно, просто не знал, что его ещё дэбэ называют.
— Страшное место, говорят пацаны, намного хуже зоны. Вон кенты мои, земели с первой роты, спалились. Им до дембеля, как и мне, а они теперь под трибуналом ходят.
— А чего?
— Салабона воспитывали и довоспитывались, падла. Он об стенку уронился, в госпитале лежит, что-то со слухом у него теперь. А заяву на моих земляков он подписал, курва. Им всем теперь дорога через трибунал и в дэбэ, а дэбэ это пиздец. Не хотят они, говорят уж лучше зона, чем дисбат, но как повернуть туда не знают.
— Алик, зона, то есть лишение свободы считается более строгим наказанием, а значит дело всегда можно так повернуть, чтобы дали больше. Дают обычно два года дисбата, а после этого еще надо дослужить недослуженный срок, потому дисбат не считается судимостью. Но если есть отягощающие вину обстоятельства, то за то же деяние можно получить, например, год общего режима и после звонка домой.