— Сказки!
— Век воли не видать, — пошутил я.
— Ну, ты прям как прокурор излагаешь. С какого?
— Книжки умные читать надо, а не отары в горах пасти.
— Э,э, охуел? Ты полегче на поворотах, салабонище, не забывайся, — но моя информация сейчас для него была важнее, чем моя настойка наглости на портвейне.
— Давай так, завтра я тебя сведу со своими земляками, поговорите, если поможешь, считай, будешь бригадиром после меня — УНР я беру на себя.
Дождавшись, когда Монгол пошел в штаб, мы с Аликом вошли в роту. Мои однопризывники шагали по взлетке.
— Руденка, в строй!
Я нетвердой походкой продолжал идти в сторону спального помещения.
— Э, да он бухой в дым!
— Стоять, военный! Приказ — бояться!
— Пацаны, не трогайте его, я отвечаю, пусть ложится спать, — Алик подписался за меня.
— Ну УПТК оборзело… — но спорить никто не стал, деды никогда не ссорились между собой в присутствии молодых.
А на следующий день, когда вечером мы приехали с работы, то роты своей не узнали. В казарму не пускают, все койки на улице. Клопы. В роте травят клопов, койки расставлены на траве перед казармой, погода хорошая, можно ночевать под открытым небом. Но кто выносил кровати? Где моя постель?
Приехали мы к ужину, времени разбираться не было. Только после ужина я, обойдя все ряды, обнаружил свою постель, но без подушки. Дело обычное, у нас постоянно все пропадало в неизвестном направлении, я, слава Богу, каптерщик, запасец у меня уже имелся. Но сейчас рота то закрыта, зайти нельзя. Я стянул подушку с другой постели, со второго яруса конечно же, благо темно уже, никто не видел. Да все и заняты были таким же делом, как и я — поиском своих постелей. Потом я сидел вместе с дедами-казахами из первой роты, мы обсуждали их проблемы, я, так сказать, давал юридическую консультацию, совесть моя была чиста, ведь я советовал, как усугубить вину, конечно это было намного легче, чем наоборот.
— Чья постель?
— Чья постель, я спрашиваю, — вскорости снова. Я не обращал внимания.
— Чья постель, волки?
— Это, кажется, Руденко постель.
— Где Руденко?
— Вон он с дедушками с первой роты сидит.
Между коек появляется фигура Михалыча.
— Руденко, ну ты вааще охуел, — и сразу обозначил тычок в зубы. Казахи, надо отдать им должное, повскакивали и встали между мной и Михалычем.
— Михалыч, ты чего?
— Да, он у меня подушку спиздил!
— Я ее с верхней койки снял, — выдал я неубиенное оправдание.
— Так я себе на втором ярусе и постелил.
— Михалыч, ты чё в салабоны подался? — казахи заулыбались.
— А кого это ебет? Я чё в жопу чью-то смотреть должен или в чистое небо? Я на воздухе наверху засыпать желаю.
— Ну так вот непонятка и вышла. Тут такая кутерьма с этими клопами.
— Ладно, смотреть надо внимательней, у меня же подушка подписана, — Михалыч остыл, ушел. Мы закурили по новой и продолжили.
Казахи ушли из нашей роты окрыленные. Что же такое дисбат, если зона кажется манной небесной? Алик мною гордился. А в зуб я таки получил, но ничего, как говорится «один раз — не пи-ас».
Откуда замполит части всё знал? Через пару дней меня вызвали в штаб к майору Кривченко.
— Ты у нас шибко юридически грамотный, я слышал.
— Да, не так, чтобы очень, товарищ майор, — предвижу я проблемы за свои консультации.
— Я твои документы посмотрел, в юридическом ты не учился. Откуда?
— Самоучка, читал много. Наверное, началось все с книги «Судебная медицина», смешная больно, понравилась, затем УПК, виноват, Уголовно-Процессуальный Кодекс с комментариями, я прочел его от корки до корки. А это, знаете, товарищ майор, не так, как перед экзаменом учишь — лишь бы завтра не забыть. Если читал по собственной инициативе, да еще и с интересом, запоминается надолго. Потом была и другая литература, но специально я не образован…
— Это да… — он меня не слушал, а только оценивающе так смотрел на меня и думал о своем, — Я вот, что думаю, военный строитель Руденко, будешь ты у нас общественным обвинителем.
— Кем?!
— Когда военный человек, солдат или, скажем, сержант находится под судом, то на заседании трибунала должны прозвучать слова обвинения не только от прокуратуры, но и от товарищей, комсомольцев воинского подразделения, где проходит службу обвиняемый. Ты же комсомолец?