— Так точно, товарищ майор, комсомолец. А не должны ли, кроме слов обвинения от лица государственного обвинителя, прозвучать слова в защиту подсудимого не только от защитника-адвоката, но еще и от товарищей-комсомольцев?
— А вот это не положено!
— А у меня это бы лучше получилось.
— А это никому не надо.
— А где справедливость?
— Где? Где? На вопрос «где?» ты требуешь прямого ответа? В пизде! Кру-угом! Шагом марш в расположение роты!
А через два дня приехала Лариса. Первую ночь она даже ночевала прямо у нас в роте, в каптерке конечно. Старшина приказал, мы занесли койку, там моя жена и расположилась. Только прапорщик посоветовал мне воздержаться от совместного ночлега. Других проблем не возникло. Сослуживцы отнеслись ко всему этому с большим пониманием и тактом, нимало меня тем удивив. Утром деликатно ждали в очередь освобождение единственного туалета, хотя дверь на всякий случай охранялась дневальным. Ко мне все в тот день — со всем уважением. И всё потому, что Лариса была мне самой что ни на есть законной женой, супругой.
Затем настало удивительное время. Весь день я работал на Кулиндорово, возвращался в часть, получал от старшины формальную увольнительную и шел пешком на турбазу, где остановилась моя жена, буквально в десяти минутах ходьбы от нашего КТП. База была даже для того времени крайне плохонькой. Комнатка в фанерном домике вмещала в себя только маленький платяной шкаф и обычную кровать с панцирной сеткой, да был еще колченогий стул, но нам он был без надобности, кровати вполне хватало. Мы были счастливы. Ночь я проводил с любимой женой, а утром, с рассветом в часть. Конечно мне завидовали — салабон, а жизнь лучше дембельской.
Передачкой, что привезла Лариса в соответствии с моими строгими инструкциями, старшина был доволен, хотя ничего особо ценного ему пока не перепало. В каптерке меня вечерами полностью замещал Войновский и ему это, похоже, нравилось все больше.
Лариса пробыла у меня две недели. Конечно, в выходные я получал полновесную увольнительную, одевал парадку и мы ехали в Одессу, бродили, узнавали ее с улицы, на «изнутри» денег не было. Пару раз Лариса приезжала на Кулиндорово, наши парни преображались, старались быть галантными и остроумными. Классное было время! К сожалению, чаще она не могла добираться до места моей работы — жара и общественный транспорт не лучшие спутники беременности на половине срока. Даже более того, к концу второй недели Лариса почувствовала себя хуже, сказались пребывание на солнце, купание и плохое питание.
— Геш, рисковать нельзя, ты должен жену отвезти домой сам, — глаза старшины горели алчным огнем озабоченности здоровьем моей половины.
— Дык, я бы да, а кто ж отпустит?
— Ну, вы же с Кривченко теперь кореша, вот и веди к нему Ларису, он и отпустит, а я пока списочек книг для тебя подготовлю.
— О нашем разговоре помнишь, Руденко? — Кривченко уже познакомился с Ларисой и попросил подождать ее в коридоре штаба.
— Так точно, помню, товарищ майор.
— Отвози жену, трое суток отпуска тебе, а вернешься будешь обвинителем на первом трибунале — бегунка с третьей роты судить будем.
— Есть, товарищ майор.
Двоякие чувства бушевали во мне в тот момент, с одной стороны очень, очень хотелось съездить домой, с другой стороны быть на трибунале со стороны прокурора, мне было очень уж не по душе.
— И это еще не все, Руденко, вернешься, будет с тобой и другой серьезный разговор.
— Не томите, товарищ майор, скажите сейчас. Может быть плата за поездку окажется слишком высокой.
— Опять борзеешь, солдат! Сейчас у тебя приказ беременную жену доставить по месту жительства. Кру-у-гом!
Так в начале уже третьего месяца службы я оказался в Киеве. Поездку эту совершенно не помню, а помню то тягостное чувство, с которым я возвращался в часть. Что меня ждет теперь? Уезжал я, практически, уже уважаемым человеком — каптерка, УПТК, пацанов спас от дисбата. А кем я вернусь? В части все так быстро менялось, вот приеду я, а старшины нет, где окажусь? Чего хочет от меня Кривченко? А зависть?
Но в тот раз, слава Богу, ничего не изменилось, старшина был на месте, пять книг, что я привез, были из его списка. Взятка, так сказать, проканала, я оставался в фаворе. А остальным было не до меня, рота гудела. Оказывается, как-то в мое отсутствие дежурным по роте назначили Аргира, его дневальный потом рассказал, что ночью в роту вломился Аслан, который к тому времени, как мы знали, уже стал каптерщиком первой роты, он искал дневального своей, первой роты, который непонятным образом оказался среди ночи у нас. Аргир не был добрым человеком, но Аслан еще страшнее, наш дневальный побоялся скрыть, где они и показал пальцем на канцелярию роты. Аслан бросился туда, дневальный за ним и в распахнутую дверь увидел, что Аргир лежит на спине на койке ротного, а между ног у него барахтается маленький дневальный первой роты, своими огромными ладонями Аргир прижимает голову того к своему междуножью. Аслан жестоко избив Аргира, увел пацаненка к себе. Ходили слухи, что чеченцы той же ночью пустили того на круг, но я в это не верил. Шума в части никто не поднимал, хотя, догадываюсь, все офицеры о случившемся знали, но любое ЧП влияло на их карьеру, поэтому объявлялись в части только те происшествия, которые уже никак невозможно было скрыть.