Всё может быть
Всё может статься,
Жених с невестою расстаться,
Но чтоб в стройбате бросить пить —
Нет, этого не может быть.
И подпись, например, Анна Ахматова, прости Господи.
Точно, кто такая Ахматова, никто не знал, но поставить имя более известного поэта, типа Пушкина или, чего ещё страшней, «этого, как его… о!» — Чехова, никто не осмеливался, так как под сомнение могли поставить тот спорный факт, а существовал ли стройбат в их времена.
Всё свободное время, то есть всё время, Алик на Кулиндорово занимался дембелем — лично прошивал погоны золотинкой, клеил фотографии, старательно высунув язык, писал стихи каллиграфическим почерком. Меня он попросил нарисовать рисунки на военную тему на кальке между страницами альбома. Мне было в лом этим заниматься. Я ему предложил сделать то, чего ни у кого не было — оригинальную чеканку стройбатовской эмблемы. Для порядка Алик свою заинтересованность постарался не показать.
Надо сказать, что эмблема у стройбата еще та: здесь собраны элементы изо всех родов войск: и молнии, и якорь, и шестеренка, а главное — древний трактор производства ХТЗ, Харьковского тракторного завода в центре композиции. Соль идеи состояла в том, чтобы центральный круг внутри шестеренки вместе с трактором можно было открывать, как дверь, а там — о чудо! — польтрет самого сержанта Кимельдинова. Понимаете? Вместо трактора — Алик, трактор — Алик, Алик — трактор. Слава Богу, Алик аллегорий не понимал.
— Да, как ты такое сделаешь? — недоверчиво скривился Алик.
— Возьму толстую алюминиевую фольгу на цветмете[67], там такого добра навалом, и с помощью куска резины, в виде подложки, и таких специальных инструментов чеканщика, как ножницы и отвертка все будет сделано в лучшем виде. Не боись.
— А как будет открываться трактор, алюминий же хрупкий, два, три раза согнешь и он лопнет, — полным дураком Алик не был.
— Делать буду не из одного листа, а из двух. Тогда можно будет скрутить петельку, как дверную, и вставить кусочек проволоки. Таким образом получим, как бы дверцу на завесе, вот и все.
— Ну давай, от работы ты до конца недели освобожден, — алчный огонь разгорался в глазах сержанта.
Так как дуракам половину работы не показывают, я смело гулял по окрестностям пять дней, сделав «чеканку», от силы, часа за четыре. К концу недели, затемненная в углублениях — работа моторного масла и обыкновенной свечи, — и блестящая белым алюминием на всех выпуклых частях, чеканка заняла почетное место на первой странице дембельского альбома. Под трактором красовался парадный портрет сержанта Кимельдинова. Такого чуда Алик скрывать от своих земляков долго не мог. Уже в первый вечер альбом оказался в части. Ко мне потянулись ходоки.
Следующим субботним утром замполит роты проводил политинформацию, в конце он заучено спросил, какие будут вопросы, жалобы, предложения? Я встал и сказал, что готов сделать такие чеканки любому желающему. Дембеля одобрительно загудели. Для меня это был своеобразный стеб[68] — вместо тракторов наши дембеля. Но лейтенант Вилков сказал только одну фразу:
— Ну ты и прогнулся, Руденко!
Мои сопризывники посмотрели на меня вполне презрительно. Меня от макушки до пяток как током пробило — я вмиг понял, что именно так и видится мое предложение окружающим. В течении секунд я потерял то, что зарабатывал уже не первый месяц. Оправдываться поздно, последний вагон уходящего поезда тускло краснел стоп-сигналами. В жизни не помню, чтобы мне было так стыдно. Стыдно и сейчас, в чем откровенно и признаюсь.
Никому я больше таких чеканок не делал, направив в должное русло желание Алика обладать эксклюзивом, но полностью поправить свою репутацию быстро, как бы хотелось, я уже не мог. Надо было начинать всё с самого начала. Корнюш, который как всегда был в курсе всех дел, был такому повороту только рад — для него, чем хуже мои отношения с другими, тем лучше для него. Иногда он мне устраивал показательные уроки, мол, смотри, кто в доме хозяин. Так, например, той осенью во время вечерней проверки он мне выдал один из своих сюрпризов:
— Так что, деды, совсем оборзели? Дома уже себя почувствовали? На службу хуй забили? Рота, слушай мою команду! Завтра в наряд заступают: дневальными — военные строители, рядовые Балухта и Гейнц, дежурным — рядовой Руденко.
— Пиздец котенку! Руденко завтра за троих ебошить будет, — вокруг меня комментировали небывалое.