— Да, неподфартило салабону.
— Забъем, что повесится?
— Не-а, Балухта не даст, но зачморит по полной!
Расходясь, рота шелестела — дембелей в дневальные, молодого в дежурные!!! Где это видано?!! Я шел, как во сне. Наряд заступает на сутки, при этом дежурный по роте командует дневальными, с помощью рук которых в течении этих суток в казарме и на прилегающей территории поддерживаются чистота и порядок. Кроме того, дневальные, сменяя друг друга стоят на тумбочке. Дед по определению мог стать на тумбочку только по приколу. Что делать? Подставил старшина обдуманно и сильно.
Но на утро ко мне подошел Балухта:
— Слышь, ты, как там тебя, блядь, Руденко, не бери в голову. Мы же понимаем, что старшина тебя подставил, нас на тебя натравить хочет. А я ему что пес цепной? Хуй ему в грызло, чтобы голова не шаталась! Поможем тебе салабонов на уборку припахать. Не сцы в пилотку, военный! — он ободряюще мне усмехнулся фиксатым ртом.
— А с тумбочкой как же быть?
— Ну, земеля, ночь тебе отстоять придется. Ходи себе, кури, я в канцелярии или у вас в каптерке кемарить буду. Если шухер — поднимай меня, я встану на тумбочку.
— А днем?
— Днем будем вместе крутиться. Если паливо, скажешь, что услал нас куда-нибудь. Да и то, офицерам похуй, кто на тумбочке стоит, только старшине втирать надо будет.
Так мы и отстояли эти сутки — я один в трех лицах, но надо отдать должное Гейнцу с Балухтой — порядок и чистоту они обеспечили показательные без моего вмешательства. А командованию только того и надо. Офицеров интересовал результат, и только старшину — сам процесс.
Офицерского состава хронически не хватало, те немногие, что имелись, лейтенанты и прапорщики приезжали в часть к разводу, а затем исчезали до следующего утра. Только Корнюша мы видели дольше. Кто командовал ротой, кто водил роту в столовую, кто проводил утренние проверки? Сержанты. Так как сержанты-деды перед дембелем все меньше и меньше хотели заниматься службой, роту начал водить черпак сержант Аронов, Узиэл Аронов или просто Узик — годичник из Таджикистана, полное высшее и очень гуманитарное образование, экспедитор из нашего УПТК. Ко мне Узик был особо благорасположен:
— Уеду я из этой страны.
— Узик, а куда таджики едут?
— Я еврей.
— Узиэл Аронов? Еврей?
— Гена, имя Узиэл у нас, у бухарских евреев, это как здесь у вас Абрам.
Узик был интеллигентнейшим человеком, во всем, в языке и в мелких жестах. Когда на Кулиндорово у нас случались авралы и все экспедиторы приезжали на станцию нам в помощь, заставить Узика физически работать ни у кого язык не поворачивался. Узик сам, откровенно желая помочь, надевал стропальные, например, рукавицы и растерянно замирал посреди площадки в такой позе: ноги на ширине узких плеч, обширная задница оттопырена как-бы в готовности сорваться с места, руки вытянуты по швам, внутренней частью запястий прижаты к ногам, а ладошки растопырены под углом девяносто градусов в разные стороны. Вот такой вот спец такелажных работ.
Погода становилась все более противной, промозглый ветер по утрам выдувал все накопленное за ночь тепло. Надо заметить, что ходить в столовую в верхней одежде у нас было не положено, то есть по утрам мы выскакивали в хэбэшках на аллею и там в строю ждали опоздавших:
— Давай бегом в строй! Не май месяц, чушок! — то и дело слышалось в сторону опоздавших в строй, естественно, молодых, а мой словарный запас обогатился еще одним, принятым в холодное время года, военным оборотом.
Удивительная одесская погода — холод, ветер и туман по утрам одновременно. Мы коченели.
— Узик, давай быстрей, блядь! — поторапливали проверку деды.
— Не блядь, а голубчик! — неизменно поправлял спокойно Узик.
Сам он матерился редко. Но даже несмотря на это, а может быть и в том числе благодаря этому, бригадиром УПТК он стать не мог. Бригадир должен был работать на Кулиндорово, Узик и физический труд были вещами несовместимыми. Наша начальница видела, что работами на станции давно руковожу я. Она сообщила, наверное, об этом в УНР, мнение начальника работ было непререкаемым. После очередного мелкого залета Алика выгнали с УПТК, меня назначили бригадиром. Корнюш был сильно против, ведь мне надо было уходить из каптерщиков. Вместо «Геша» он стал называть меня по фамилии, я уже знал, что следующая, она же и последняя, стадия натянутости отношений — это когда старшина называет кого-то «товарищ солдат» или там «товарищ сержант» и на «вы». С огромным трудом удалось с ним не поссориться, полюбовно решили, что теперь Войновский официально будет каптерщиком, а я ему буду помогать. Я проскочил в ливень между струек воды и остался сухим.