Сценарий знали все хорошо. Мы одновременно встали со своими конспектами и каждый направился в строго определенную точку. Вмиг пред застывшем на стуле в торце длинного стола Иваном Ивановичем возникла чистая посуда, появились отварная молодая картошечка с укропчиком и молодым чесночком, на её поверхности только начал таять большой кусок сливочного масла, огурчики малосольные домашние, зелень свежая прямо с грядки, розовая редисочка, тоненько порезанное сало со слезой, крупные помидоры, маленькие колючие нежинские огурчики, янтарная вобла. С соседского участка Данилов уже нес шашлычки из свежайшего свиного ошейка, я тащил из погреба четыре литровых бутылочки остро охлажденной водочки, а в довершение всего перед изумленным Иван Ивановичем Карп поставил на стол, благо ножки у того были из толстых труб, двадцатипятилитровую (!) бутыль с холодным пивом.
Всё, абзац! И это в голодные годы! На всё про всё у нас ушло не более тридцати секунд! Фокус-покус!
Мы победно смотрели на преподавателя, с его губ вот-вот должен был сорваться восхищенный мат. Иван Иванович пересилил себя:
— Однако…
— Откушайте, чем Бог послал!
А уже через час мы были в вольной одежде, я в отцовской украинской вышиванке начала века, Иван Иванович сидел в плавках. Басалай рассказывал, как он сорвал пивную торговлю около станции метро Левобережная, потребовав наполнить двадцатипятилитровую бутыль. Первые полчаса привычная к несправедливости очередь еще ждала, а потом стала расходиться. Басалай думал, что он опоздает, а пена никак не хотела оседать. Я рассказывал, как мы всё заготовили заранее, что шашлык вынуждены были жарить на соседском участке, чтобы он, Иван Иванович, не догадался о сюрпризе по божественному аромату.
Еще через час приехал мой друг Крассовский, привез мою будущую жену, три бутылки водки и гитару. Пошло хоровое исполнение репертуара «Машины времени». Потом Ваня, к тому времени мы уже перешли на «ты», узнав, что я на днях женюсь, учил, как должен настоящий мужчина вести себя в семье: «вот, где жена должна быть!» — Ваня сжимал кулак, разжимал и старался рассмотреть что-то там внутри, должно быть, останки своей супруги. Потом были танцы. Потом Вика увела Ивана Ивановича в спальню, а через пятнадцать минут вышла, закурила сигарету, сделала глубокую затяжку, выдохнула дым и сказала:
— Ну всё, можете не бояться, я вам всем уже экзамен сдала.
— Спасибо, конечно, Вика, ты настоящий товарищ! — что мы могли еще сказать удовлетворенной женщине.
Не все могли остаться, не все могли уехать. Кого-то мы провожали на конечную остановку автобуса номер десять. Ваня ходил провожать со мной, падал по дороге, отказывался подниматься. Потом мы снова пили и закономерно только к середине ночи упали спать кто где, но я со своей будущей женой.
Почки у меня в те времена работали ещё хорошо, пива я выпил немало, по этой причине утром проснулся рано. Светало, я вышел на улицу по надобности и услышал в подвале какой-то шум. Надо сказать, что подвальчик был у нас маленький, сырой с земляными стенами. Мы его использовали для хранения картошки на зиму и немногих банок с консервированными овощами. Я тихонечко спустился. Электрического света в подвальчике не было. По земляным, грубым, в плесени стенам играли желто-оранжевые светотени, стоявшей на трехлитровой банке, свечи, светлячками поблескивали спинки слизняков. Ко мне спиной, на коленях располагался потомок польских шляхтичей Крассовский и рылся в прошлогодней, уже гниющей картошке.
— Саша, — я, обеспокоенный душевным здоровьем друга, положил руку ему на плечо, он сначала застыл, а потом начал медленно поворачивать голову. И вдруг:
— А-а-а-а!!! А-а-а-а!!! — кричал он дико, на всю Никольскую слободку.
— Ну, ты чего? — сиплым от вчерашнего голосом спрашивал оторопело я, тормоша его за плечи.
— Фу ты! Ой, Генка, ты что ли? — наконец оклёмался он.
— Я, я. А кто еще может быть?
На улицу повыскакивали остальные, мы с Крассовским вышли из подвала, нас окружили ребята, кто в простыне, кто просто в трусах, Иван Иванович выглядывал из веранды.
— Чего у вас стряслось?
— Кто орал?
— Сашка, ты чего?
— Я проснулся посцать и пошел в подвал, — логично начал свое объяснение Крассовский.
— А какого ты пошел в подвал? Ватерклозет же на улице, вон под забором стоит.
— Так я в подвале вчера заначку в картошку закопал, знал же, что на утро тяжко будет.
— Ну и…?
— Ну стою я на коленях, роюсь в темноте, не могу точно вспомнить, где закапывал, а тут сзади что-то как захрипит, засипит голосом нечеловеческим, я в ужасе поворачиваюсь, а передо мной карлик с большущим таким носом отвисшим. Знаете как страшно, да еще с похмелья!