— Какой карлик?! Это, брат, не карлик, это «белка»! Допился! — говорю я.
Все поворачиваются ко мне и первой доходит к Светке Семенюте:
— Вы на Генку посмотрите! Вот вам и нос отвисший!
— Иди оденься, придурок! — моя Лорка уже зло тянула меня за рубаху.
Из одежды на мне была только вышиванка, но была она уж больно коротка, вот слабый свет свечи, освещавший только мои ноги и то, что немного выше и мой похмельный сип сыграли с Крассовским злую шутку.
Потом мы ехали в автобусе и Иван Иванович перепугано просил меня подтвердить жене, что ночь он провел на даче у замминистра, а я, мол, сын этого замминистра был свидетелем обсуждения важных государственных задач народного образования, для чего Иван Иванович взял номер моего домашнего телефона. Теперь мне стало понятным, почему в кулаке Ваня так и не обнаружил останков своей супруги.
А в два пополудни начался экзамен. Проходил он нетрадиционно, все были запущены в аудиторию одновременно. Отложив в сторону билеты, Иван Иванович предложил такую форму: он задает вопрос, кто хочет — отвечает, кто хочет — дополняет или спорит. По результатам такой дискуссии он нам и объявит оценки. Начали.
Многим из нас было крайне плохо, видно было, как страдал и наш экзаменатор. Мы с Карпом сели за заднюю парту, открыли окно и закурили, Иван Иванович замечаний нам не делал. Дискуссия продолжалась вяло. На втором часу вдруг приоткрывается дверь, в образовавшейся щели рожа Крассовского с выпученными бывшими серыми, а теперь красными глазами:
— Ку-ку! — и дверь захлопнулась.
Все, включая Ивана Ивановича, недоуменно посмотрели на дверь и… продолжили экзамен. Через пять минут дверь приоткрылась вновь:
— Ку-ку! — в щели снова на мгновение показалась рожа Крассовского.
А через минуту уже:
— Ку-ку, блядь!
— Саша, ты чего? — потрясенно спрашивает, не успевшего спрятаться на этот раз, Крассовского Иван Иванович.
— Ваня, время уже! Трубы горят! Давай завязывай, ты, со своим экзаменом!
И действительно Иван Иванович заторопился, быстро закруглил дискуссию и объявил нам оценки. Я, конечно, получил свою пятерку. На выходе из аудитории возмущалась Вика — как это так, ей поставили только четверку! Я постарался ее образумить — это была её первая четверка за всю жизнь. Если честно, я даже никогда не понимал, за что ей тройки ставят. В коридоре меня остановил Валера Шестаков:
— Гена, а что это было?
— Что ты имеешь ввиду, Валерчик?
— Ну вот это? — он кивнул в сторону аудитории и описал рукой круг в воздухе.
— Экзамен.
— Об этом-то я с трудом, но догадался. А как насчет остального? Вы с Карпом курите во время экзамена, экзаменатор бухой, эта кукушка с матюками? Бред!
— На консультации надо ездить, Валера.
— Так это вы после вчерашней консультации?!! А я, придурок, думаю, на хрена я попрусь куда-то там на дачу, лучше больше почитаю, выучу, шпоры напишу. Написал, идиот. На кой они были нужны?!!
А мы пошли на выставку, на ВДНХ, взяли там пива, сели на летней площадке между рестораном «Лето» и кафе «Весна» и начали приходить в себя. Задумчивый Ваня сел напротив меня:
— Классное вы представление устроили! Но знаешь, чем вы реально меня взяли?
— Чем?
— Пивом в двадцатипятилитровой бутыли. Вот я сейчас думаю, это же просто два ящика пива. Что я два ящика пива не видел? Чепуха! Но двадцать пять литров в одной посуде!!! Никогда не забуду!
Похоже, прав был товарищ Раузинг[69], когда сказал свою таинственную фразу: «упаковка экономит больше, чем она стоит».
Конец осени 1984
Чабанка
Последние дни ноября 1984 года в Одессе выдались промозглыми и ветреными. Заморозки по ночам, туманы по утрам, хмурые серые дни. Быстро плывущие низкие свинцовые облака, казалось, обдирают антенны с девятиэтажек. А на свинарник пошла свекла.
Каждый вечер после рабочего дня, после ужина, нас вели на свинарник. Наша задача была простой: отделить корнеплод от зеленой части, так как при хранении листья сразу начинали гнить. Ведь, как говорил прапорщик Байков, свекла растет как куст, а куст, по его меткому определению, это «совокупность веток и листьев торчащих из одного места», вот за это одно место свекла и выдергивается из земли. Таким образом на свинарник она попадала с ботвой и её, ботву, надо было отделить. Делалось это при помощи огромного и тяжелого ножа, этакого тесака. Если нож был заточен, то операция обрезания могла быть сделана одним хорошим, точным ударом. В левую руку берешь свеклу, а правой со всей силы бьешь ножом в верхушку плода.