— Болел много в детстве, — с вызовом отвечает другой с затуманенными травой глазами.
— Ничего, в армии откормишься. В столовой работать хочешь? — с отеческой иронией.
— Ага. На этапе мы вора, а на зоне повара.
— Не понял?
— Никак нет, товарищ командир.
— Ты давай, не наглей.
— Так «давай» ещё в прошлом году хуем подавился.
— Что-о! Да я тебя сейчас…
— Не успеешь. Глаз заплывёт, — все свои реплики парень произносил как бы вполголоса, но так, чтобы в то же время все и слышали.
— Ты у меня, как там у вас говорят, с параши слазить не будешь!
— С дальняка, гражданин начальник, параша у вас дома.
— Всё! Молчать! Теперь вы у меня все под строгим контролем. Попомните. Разойдись, рота!
— Было бы сказано, а забыть успеем, — раздался последний комментарий в середине расходящейся и смеющейся роты.
Крымская босота. Так с гордостью они себя называли. Парни, которые избрали себе воровской путь, но лихая судьба накинула им на плечи погоны, что могло, по их понятиям, оборвать карьеру в той, в другой жизни. На меня они смотрели с подозрением, к себе не подпускали, для них я был, наверное, сукой, ссученым. А мне они понравились сразу, спокойствием своим, рассудительностью, непоказушной чистоплотностью.
Наш Меняйлов рассказывал, как он с ними в поезде из Симферополя ехал. Говорит, что так сыто и пьяно еще никогда призывников не возил. Нет, все они были из семей небогатых, если у кого и была семья, и тормозков по этой причине ни у кого из них с собой не было. Но поезд был пассажирский, то есть не скорый, остановка под каждым кустом. А в Украине даже в самом конце осени на перронах полно продавцов всякой снеди. Парни подворовывали на остановках. Без этого они не могли, это у них было в крови.
Уже ближе к концу декабря завел Войновский в каптерку незнакомого мне салабона. Я сидел за столом, книжку читал, курил. Парень зашел с тряпкой в руках, очевидно, Серега припахал того пол помыть. Только парень показался мне больно стрёмным для таких работ — рост всего около 185–188, но килограмм так за 100, и каких килограмм! Кровь с молоком. Широкие покатые плечи, живота нет, руки не рельефные, но очень толстые, какие бывают у крупных немолодых женщин. Разбитые фаланги пальцев, поломанные уши и вогнутый нос дополняли картинку — Серега нашел боксера.
— Ген, ты посмотри, какого пацанчика я привел!
— Ну и…? К чему это ты?
Тот елозил тряпкой по полу, смотрел с ухмылкой на нас снизу. Понятно, не боялся.
— Давай его к нам в бригаду заберем. А?
— Ты, Войновский, с дуба упал?! С какого бодуна мы его к себе в бригаду брать будем?
— Он классный парень! Тяж в боксе, я с ним тренироваться буду.
— Ты посмотри, как он тряпкой елозит, он же только вид делает, что работает, он и на вагоне будет так же, а ты за себя и за него пиздячить будешь!
— Чего там? Я работать могу, — гнусавым голосом, что не удивительно для такого переломанного носа, затрубил парень, — чай, не полы мыть, — но тряпкой задвигал быстрее.
— Ты кто? Обзовись. Откуда?
— Васькин я, Юра. Из Запорожья.
— У нас никого нет больше из Запорожья. Как ты к нам попал? Почему я тебя не видел раньше? Карантины уже все давно закончились.
— А я после присяги сразу на больничку попал.
— Болезненный, что ли?
— Ага.
— Ну и на хуя нам такой болезненный трудяга? Это я, Серый, тебя спрашиваю.
— Ага, послушай ты его. Болезненный! Васькин, ты скажи бригадиру, чего в госпиталь попал.
— Так триппер у меня был, — он перестал мыть пол, встал во весь рост, стоит, ухмыляется.
— Чё, любимая на прощание наградила — носи, мол, на здоровье, не забывай?
— Не-а. Это я в поезде, когда сюда ехал, от проводницы подхватил, курва. Только к концу карантина закапал.
— Ну и как? Залечили, коновалы?
— Говорят, вылечили.
— А как к нам попал? В четвертую? Специалист?
— Не-а. Меня ваш комроты забрал.
— А ты ему на хуя?
— Так я ту проводницу сначала сам пёр, а потом старлею передал. А он уже ее, или она его…ну… до утра, бухой он был.
— …!!!??? Так что, и он залетел?!!
Войновский только хихикает, видно, историю эту уже знает.
— Ну, да.
— Ты, что его шантажировал, можно сказать, практически, брата по крови своего шантажировал?
— Не-а. Он сам предложил к себе забрать, под контроль, значит.
— Ладно, иди гуляй, я подумаю.
Отряхнул руки и, оставив тряпку валяться на полу, уплыл из каптерки.
— Генка, если такой Васькин будет у нас, на УПТК никто рта не раскроет.
— Серега, ну ты нашел довод! Кто тебя трогает? Что не видишь, это же шланг, шланг гофрированный.